Schrödinger's cat is (not) alive
читать дальше
Профсоюз киллеров не одобрял – и даже осуждал, - попытки совмещать исполнение нескольких заказов. Хорошим тоном было выполнить один, передохнуть пару месяцев, чтобы освободить ум и тело от накопившейся усталости, и только после этого браться за второй.
Увы, у Змея было иное мнение на этот счет. Разминка для ума, - вот, как он это называл.
- Привет. Пообедаем сегодня в «Альме»?
- Прости, у дочек вечером отчетное выступление…
Кэлам был хорошим папой. Даже то, что ему приходилось параллельно заботиться о двух неродных детях, покрывать проходимцев вроде Змея и способствовать убийствам невинных людей, не умаляло его родительских качеств.
- Жаль. Передавай приветы девочкам.
Старшая – тринадцатилетняя Этне, - пару месяцев назад по большому секрету («от папы», - уточнила она) призналась Змею в любви. И тут же сказала, что «ни на что такое не рассчитывает», но если он дождется её семнадцатилетия и не найдет себе пару…
Она так и сказала: «пару». Не «девушку» и не «жену». Этне была умной и знала, что у мужчин-омег совсем иные потребности в плане партнеров.
Этне была папиной дочкой. Если не по крови, то по воспитанию точно.
- Мне кажется, когда-нибудь они переломают себе ноги.
- Предложи им заниматься чем-нибудь менее травмоопасным. Запиши на скрипку…
Почти весь сегодняшний день Змей провел вдали от дома. Ему заказали большую шишку – банкира с таким количеством нолей на счетах, что этими ноликами можно было исписать чек сверху донизу. Телохранителей у банкира было примерно столько же, а его офис и дом охранялись похлеще, чем у сто раз недоубитого Болгова.
- Серьезно? Предложить Этне что-нибудь вместо её любимой гимнастики – это как предложить тебе сменить профиль и начать выращивать брюкву.
Сейчас Змей поднимался на крышу офиса, прихватив на последнем этаже огнетушитель. Руки его были обтянуты белоснежными латексными перчатками. Модный черный плащ дергало ветром, словно сама природа пыталась его сорвать. Очки пришлось снять и положить в карман, иначе их бы унесло очередным порывом.
- Что такое брюква?
- Господи, Змейс, ты в школу вообще ходил?
У самого края крыши Змей остановился. Наступил носками на бритвенно-острую гранитную грань, за которой начиналась пустота. Люди внизу казались крошечными, как цветные мушки в забродившей емкости с супом.
- Я – необразованное быдло. Ты же знаешь.
- Я знаю, что ты хочешь казаться необразованным быдлом.
Коротко взглянув на часы, Змей ухватил огнетушитель за рычаг и вытянул руку над пропастью. Попытка была всего одна: у него не было возможности заранее проверить траекторию огнетушителя, так что пришлось просчитывать все математически – с поправкой на погоду, высоту, вес огнетушителя, скорость пешеходов…
- Сходим в «Альме» завтра?
- Не могу, Кэл. Сегодня туда идет Светлый.
- Преследуешь кумира, как маленькая влюбленная фанатка?
Внизу, в двухстах метрах от входа в здание припарковалось авто. Охрана окружила банкира и двинулась вместе с ним, не отступая ни на шаг.
Отсчет пошел.
- Хочу узнать его запах.
- Зачем?
- Никогда не знаешь, какая вещь может пригодиться при исполнении…
Разметку на земле, которую Змей сделал с вечера, не видел никто, кроме него самого. С высоты человеческого роста она казалась просто пятнами толченого мела на стыках плит. Когда банкир прошел одну отметку и размашистым шагом направился ко второй, Змей отпустил огнетушитель.
- Не увлекайся, Змейс. Не нравится мне это всё…
Смерть догнала банкира на второй отметке. Размозжила ему голову, развалила в клочья грузное рыхловатое тело, окатив телохранителей кровью и ошметками мяса.
- Удачи девчонкам, Кэл.
- Спасибо.
Змей не собирался пересекаться со Светлым лично. Он был не настолько глуп. Однако сумма с тремя нулями, перечисленная на счет официанта, гарантировала ему бронь на столик, за которым только что отобедала политическая суперзвезда.
Должно быть, официант счел это странной блажью, но не проронил ни слова. А может, ему было плевать.
К тому моменту, как Змею подали первое блюдо, он успел изучить каждую ноту чужого запаха. Тягучего, древесного и крепкого, как водка, щедро размазанного по столу, по сидению стула, даже по комплекту из солонки и перечницы, к которым Светлый прикасался. Запах был такой силы, что можно было закрыть глаза и представить, что его обладатель сидит прямо перед тобой.
Такой грузный в своих деловых костюмах, и такой удивительно гармоничный без них. С безупречными голубыми глазами и густой шевелюрой. С носом такой формы, что его впору было оцифровывать для клиник пластической хирургии.
Запах тревожил, возбуждал и заставлял тонко подрагивать что-то в глубине тела. Змей так и не смог доесть, рассчитался и ушел.
Перечницу он забрал с собой. Просто потому, что украсть из ресторана стол или стул довольно трудно, будь ты хоть трижды знаменитый киллер.
Прошел месяц с того момента, как Змей сказал «да». И бог с ним, если бы это «да» касалось замужества… но нет. Оно касалось человека, который был живым, но вскоре должен был стать мертвым.
Символично, но Змей видел в двух этих «да» некоторую схожесть. Во-первых, замужество омег теперь было настолько же нелегальным, как и убийство. Он даже не был уверен, что получит больший срок, если застрелит альфу в лоб прямо в присутствии полиции, чем если потрахается с ним и залетит.
Во-вторых, и замужество, и смерть так или иначе ставили крест на свободе личности.
Змей ценил свою свободу. И не очень ценил чужую. Потому предпочитал убивать, а не убиваться из-за того, что государство запретило ему иметь ручного мужика и рожать детей.
- Вахит, это не моя блажь. С этим нужно что-то делать!
- Светлый, друг мой, эти вопросы надо обсуждать с МакЛафлином, а не со мной. Мои полномочия не позволяют…
- Ты можешь повлиять на МакЛафлина.
- Ты переоцениваешь мое влияние.
- Вахит, пожалуйста…
Завтракать вчерашними тако вперемешку с позавчерашней пиццей под переговоры Светлого уже входило в привычку. Змей ленился готовить, жрал вредную холестериновую пищу и отжимался так много, что мышцы немели и становились упругими и непослушными.
И начинали болеть.
Почему-то эти мгновения – когда он полулежал в кресле, забросив ноги на стол, чувствовал, как все тело ноет, и с закрытыми глазами слушал голос Светлого, - нравились Змею больше всего. Словно он отрекался от своего тела, болящего и усталого, и уходил ненадолго пожить в чужое.
- Облегченная процедура лицензирования позволяет им зарабатывать бабло даже на этом.
- Речь о Филоцетаме?
- И еще дюжине препаратов для альф и омег.
- Светлый, ну пойми же ты: вас мало. Думаешь, так просто набрать в отведенное время репрезентативную выборку добровольцев и тестировать лекарства на них? Даже в случае с бетами нужно несколько лет, тысячи исследуемых, группы на плацебо и группы на препарате… Эти парни просто не могут набрать столько альф и омег, чтобы адекватно тестировать свою продукцию!
Змей лежал, смотрел в потолок, и лицо у него было спокойное. Все его тело – широкоплечее, упругое, обточенное физическими упражнениями, как стеклышко морем, - напоминало скорее тело альфы, чем омеги.
Ему многие так говорили: «да какой же ты омега!»
Змей устал объяснять, что субтильность омег и массивность альф – не более чем миф. Один из многих, которыми были окружены генетические меньшинства.
- … и что? Это повод, чтобы выбрасывать на рынок препараты, которые лицензируют левой задней ногой без любых подтверждающих документов?
- Лучше не выпускать эти лекарства вообще? Вы же сами в них нуждаетесь! Вам же не всегда подходят препараты для бет, господи, Светлый, ты же умный парень, ты должен понимать…
- Знаешь, сколько альф убили себе почки Ойлюсом, потому что его лицензировали без испытаний на людях? Потому что разработчики не успели заметить, что у сорока двух процентов испытуемых после полного курса начинается острейшая почечная недостаточность?
- Светлый, я…
- Вахит, умоляю, просто обсуди это с МакЛафлином. Покажи ему цифры.
- Я попробую, друг мой. Я попробую, но…
- Облегченная процедура лицензирования лекарств нас убивает. Передай своему боссу, что если вы этого добиваетесь – то, несомненно, идете правильным путем.
Светлый горел.
Горел так ярко, что глазам было больно – он приковывал к себе взгляд, заражал своей злостью, каким-то почти абсурдным отчаянием, с которым он бросал под ноги своим собеседникам вопрос за вопросом.
Новые лекарства работают, как Бог на душу положит, потому что их не на ком тестировать. Бам.
Детей альф и омег травят в школах, и это никак не пресекается преподавательским составом. Бам.
У альф отсуживают усыновленных детей, ссылаясь на то, что «недопустимо растить ребенка в нездоровой обстановке». Бам.
Омеги с «усиленной половой конституцией» - те, кому просто нужно больше секса, – помещаются «в контролируемые стационарные условия на срок, определяемый в ходе обследования». Трижды БАМ! Эй, пссст, хочешь в клетку просто за то, что твой мизерный шанс залететь на одну тысячную процента выше, чем у твоих собратьев?
Чтобы не смотреть на всё это, не следить минута за минутой, как Светлый живет своей паршивой жизнью, как бьется лбом об стену, которую нужно вскрывать термокопьем, как банковский сейф, Змею приходилось сбегать из квартиры.
Иногда он посещал места, в которых за полчаса до него был Светлый. Медленно прикасался ладонью к лавкам, стульям, обивке диванов, на которых он сидел. Вдыхал запах, отрешался от всего и чувствовал себя странно.
Чужая идеология была ему неблизка. Его не должно было, не могло это волновать. Какого хрена! В этом мире человек человеку волк. Альфа ты, бета или омега – ты личность, а не набор штампов. Тебе не дают размножаться? Господи, неужели в жизни нет ничего, что могло бы заменить плодячку? Живи, ищи, делай то, чего тебе хочется. Если тебе хочется заниматься спортом, но тебе строго-настрого запретили посещать бассейн – ты что, заплачешь и убежишь в закат? Нет же – бегай, поднимай штангу, прыгай с шестом… танцуй на шесте, в конце концов!
Вот только Светлый думал иначе.
Хуже того: он заставлял Змея делать нечто богомерзкое, противное ему до глубины души. Заставлял думать, что его мир – крохотный мирок, выстроенный Змеем с параноидальной тщательностью, - на самом деле не идеален. Что рано или поздно, когда Змей наберется смелости и откроет глаза, он обнаружит, что давно уже не дрейфует в блаженной невесомости, а стоит посреди горящего поля, и у него тлеют штаны.
Возможно, Змей переболел бы этим.
Перенес чужую идеологию, как грипп. Пара недель постельного режима с каким-нибудь молодым альфой, много бухла и пара заданий на «отвлечься», и он бы думать забыл, что с его миром что-то не так.
Возможно, Змей переболел бы.
Если бы не встретил Флипа.
«… себе лирическое отступление.
У двух наиболее молодых подвидов кольчатых червей сбита половая принадлежность. У них нет самцов и самок, у них есть самцы и особи-гермафродиты. В начале двадцать первого века было обнаружено, что из самок некоторых червей вполне можно создавать гермафродитов, угнетая действие всего двух генов.
Только задумайтесь. Всего два гена – и такой результат!
Разумеется, было глупо ожидать, что человеческий организм перенесет модификацию четырнадцати генов кряду безо всяких последствий. Всего два гена – и черви превращаются из существ женского пола в существ обоеполых. Человек сложнее червя… Но даже он не настолько биологически стабилен, как хотелось генетикам в далеком 2031 году.
Задумав Программу по модификации человеческого генома, Джонатан Хегель и Сесиль Дево вряд ли понимали, к чему приведет их эксперимент. Казалось, всё идет по плану – альфа-особи проявляли сезонную тягу к размножению и могли оплодотворять втрое большее количество самок, а омега-особи начисто лишились сперматозоидов. Но биологическая стерилизация дала внезапный эффект – да, у этих парней не было спермы как таковой; да, их органы стали маловосприимчивы и перестали выполнять сексуальную функцию… но природа умна! Возможно, мы никогда не узнаем, какой ген из тех четырнадцати дал такой эффект, но половая система омега-особей отреагировала на вмешательство и подсунула им новый способ размножения.
Истинный гермафродитизм у людей оказался не совсем таким, каким мы привыкли его представлять. Семенники омег перестроились и начали выполнять функцию яичников. Загиб, ведущий из прямой кишки в сигмовидную, расширился и кардинально сменил свое предназначение, отделившись от кишечника сфинктером, сообщившись с семенниками и трансформировавшись в маточную полость. В прямой кишке появились новообразования, которые позже были идентифицированы, как смазочные железы. Свойства смазки также поразительны – это природный антисептик, обеззараживающий пространство внутри прямой кишки. Благодаря смазке каловые массы совершенно безвредны для маточной полости, не проникают в неё и не приводят к сепсису. Именно это является настоящим биологическим предназначением смазки, а вовсе не обеспечение комфортного анального секса с омега-особями.
Как же вышло, что генетические модификации альф так тонко и совершенно совпали с изменениями в организме омег? Почему только эти генетические меньшинства восприимчивы к феромонам друг друга, а альфы с большей охотой оплодотворяют омег, чем женщин-бет?
Всё просто. Из четырнадцати модифицированных генов у альф и омег были изменены девять общих – это облегчало Хегелю и Дево эксперимент, и значительно его удешевляло. Именно один из этих девяти генов обеспечил генетические меньшинства рядом общих характеристик и биологической тягой друг к другу.
Сначала такую генетическую аномалию восприняли с восхищением. Мы создали новый вид! Человечество совершенствуется! Гип-гип ура!
Несколько поколений альфы и омеги размножались наравне с бетами, активно наращивая свое количество. Узлы у альф и механизм течки у омег окончательно сформировались через два поколения – гены были растревожены, перекроены насильно, и «заращивали» повреждения, как могли. До тех пор, пока вся омега-система не стала стабильной.
И только после этого общество вдруг решило, что омеги и альфы – зло. На чем было основано подобное соображение? К сожалению, на повальной необразованности молодежи, вырастающей в столь же необразованных взрослых. Именно из-за них генетические меньшинства повсеместно подвергаются гонениям. Отношения между кусками социума обострились до того, что программа по устранению альф и омег была утверждена на законодательном уровне. Общество сделало всё, чтобы «бракованные особи» - то есть все, кто не похож на бет, - больше не рождались.
Если рассматривать это с точки зрения…»
Выдержка из доклада Александра Лема, доктора наук по генетической инженерии и кандидата наук по регенеративной медицине, на образовательной студенческой конференции в Сиднее.
6 января 2092 года
Согласно Эйнштейну и его теории относительности, время – такая же важная координата, как привычные нам широта и долгота.
Время меняет наш мир. Не метафорически. Буквально.
Змей не разбирался в физике, но знал: кое в чем старый хрыч не ошибся. Время каким-то образом формировало между людьми взаимоотношения, которых не было и быть не могло. Вот их нет, но стоит сдвинуться вперед по временнóй шкале – и вот они есть.
Теория взаимоотносительности, - так он это называл.
Теория взаимоотношений, взявшихся из ниоткуда с течением времени.
К черту Эйнштейна.
Отец не знает о том, что у него есть сын, потому что когда-то он купил шоколадку, а гондоны – нет. Сын рос, и их будущий конфликт рос тоже. Если бы отец вовремя узнал о существовании отпрыска, то мог бы стать неплохим папашкой. Но он не узнал, и пацан рос, будучи свято уверен в его мудачестве. Когда они встретятся – совершенно чуждые, незнакомые люди, - окажется, что время уже сформировало между ними отношения. Пацан ненавидит отца.
Вот, что такое теория взаимоотносительности.
Женщина только что познакомилась с мужчиной, но уже хочет за него замуж. Ей тридцать пять – время шло, и ее ощущение ненужности набирало обороты. Может, ей этот мужик не подходит – не мил, не люб, не слишком умен и совсем небогат… но время внесло свои коррективы. Женщина так торопится, что согласна и так. Она в возбуждении, она почти влюблена! И в этом нет заслуги её избранника, но есть заслуга временнóй шкалы.
Вот, что такое теория взаимоотносительности.
Змей и Светлый даже не знакомы. Но время идет - тик-так, - и кирпич за кирпичиком, стежок за стежком формирует из ниоткуда их отношения. Они ни разу не пожали руки и не обмолвились ни словом. Но они уже связаны.
Вот так. Через экраны. Через прослушку. Через умную пыль на чужой одежде. Змей не дрочит по ночам, судорожно зажав член в кулаке, не фетиширует, не восхищается. Он не любит Светлого, черт подери. Но уже находится с ним в отношениях.
Вот, что такое теория взаимоотносительности.
- Парень, ты где?
- Прости, Кэл, я задерживаюсь.
- Это как-то связано с тем, что у Светлого сегодня шоппинг, и он застрял в отделе рубашек?
- Откуда ты…
Змей цыкнул и поиграл желваками. Он знал, как сейчас выглядит со стороны – тревожный, в идеально отглаженном черном костюме, с отнюдь не идеальной щетиной на щеках и подбородке. Желваки вздуваются под скулами, формируя обманчивые ямки в уголках рта, и из-за этого кажется, что Змей улыбается. Хотя ему не до улыбок.
Спрашивать хакера «откуда ты узнал?» - значит, обвинить его в некомпетентности, так что вопрос был задушен в зародыше.
- Увидимся завтра, Кэл.
- Это дурно пахнет, парень. Это очень, очень дурно пахнет…
Змей поморщился, скомкал обертку от фастфуда и выбросил её в мусорку. Пицца ему недавно разонравилась – она кислила и больше не казалась ему вкусной. Теперь Змей любил хот-доги.
- Я с ним не контактирую.
- Ты за ним подсматриваешь.
- Я за ним наблюдаю.
- Немногим лучше.
Кэлам был прав.
Кэлам всегда был прав. Честно говоря, Змею давно уже стоило вбить это себе в голову и научиться его слушаться. Но нет.
- Я отменю ужин с Джозетт и заеду за тобой. Съедим по пицце и…
- К херам пиццу.
- … съедим что-нибудь, за что ты не откусишь мне лицо, как обезумевший демон из японских мультиков, и обсудим твою одержимость работой.
Светлый закончил с покупками и принялся звонить водителю. Змей развернулся и спокойным шагом, с предельно нейтральным лицом пошел в противоположную от него сторону. Сменил этаж. Пересек воздушный переход, направляясь в противоположное крыло здания. Пересекаться со Светлым до того, как заказчик даст добро на исполнение работы, ему точно не следовало.
- Признайся, он тебе нравится.
- Не больше, чем любой политик.
- Он говорит правильные вещи…
Ресторан. Крохотная кондитерская с парящими стендами. Грандиозный 6D-кинотеатр. Дальше, дальше, дальше!
- Они вошли в коалицию с технократами. Почти все либеральные партии их поддерживают. Если так пойдет и дальше…
- Если так пойдет и дальше, коалиция справится без Светлого.
Магазин электроники. Сексшоп. Магазин бытовой кибернетики, три робота-уборщика по цене двух. Аптека.
Наверное, первым сработал нюх. От мальчика-омеги, подпирающего спиной стену возле туалета, в равных пропорциях несло спелой черешней, смертельным ужасом и кровью. У мальчишки были дешево окрашенные черные патлы и смертельно бледное лицо. Его джинсы потемнели в промежности и влажно, отвратительно липли к коже. У левого кроссовка натекла крошечная лужица крови, поверх которой – пытаясь скрыть её, словно улику, - парень бросил свой рюкзак.
- Змейс, если ты откажешься от работы…
- Не сейчас.
Змей сбросил звонок и положил руку на тощее мальчишкино плечо, испугав его чуть не до обморока. Плечо дернулось, зрачки расширились, а радужки осталось толщиной с нитку.
Переборов испуг, пацан отвел взгляд и уставился в пол.
- Там людей много, - сказал он, качнув головой в сторону туалета, словно оправдываясь перед Змеем. – Стыдно…
- Я вызову «скорую», - сказал Змей, одним движением пальца запрашивая диспетчера.
- Все хорошо, - дрожащим голосом сказал мальчик-омега. – Все хорошо, правда, не волнуйтесь…
Крови под рюкзаком стало больше.
- Ты что-то принял?
- Я не…
Точное попадание. Надо сменить формулировку.
- Что ты принял? Сколько?
Пацан задрожал, с мучительным стыдом в глазах стиснул колени, пытаясь скрыть текущую по ногам кровь.
- Мне подруга рассказала, - тихо и быстро сказал он. – Если сначала выпить Эквинол, т-три таблетки, а потом шесть таблеток Тетраматола…
Забавно.
Подруга рассказала мальчишке действенный рецепт, причем действенный не для девчонок-бет, а именно для омег. Змей сам когда-то им пользовался, лет в семнадцать или восемнадцать.
Чтобы скинуть нагулянное.
- … омега, лет двадцать – двадцать пять. Внутреннее кровотечение, кровотечение из ануса, похоже на попытку самоубийства, - Змей его не дослушал. Так и говорил, прижав плечом телефон, глядя мальчишке в глаза, но обращаясь к диспетчеру. – Эквинол с Тетраматолом. Кровопотеря… черт, да не знаю я. Сильная, наверно…
Губы у мальчишки из сахарно-бледных становились синими.
И ведь не скажешь диспетчеру, что у него аборт в ходу! Если и впрямь аборт, то мальчишку сперва починят, а потом затаскают по судам. А вдруг нет? Будь это аборт, то он бы дошагал до дома, а там избавился от всего лишнего, сходив на толчок. Пара ложек крови, легкая тошнота… словом, ничего смертельного.
Такое кровотечение из-за шести таблеток Тетраматола не открылось бы. Из-за двадцати шести – может быть, но не из-за шести точно.
- Ты точно ничего больше не принимал?
- Н-нет…
- Тогда это не беременность.
- Н-но п-признаки…
- Как тебя зовут?
- Ф-флип…
- Придумай причину, по которой ты хотел покончить с собой, Флип, - сказал Змей, поддерживая его под локти. - Если беременность была – значит, огребешь. Если не было – проканаешь за суицидника. Разбирательств не будет…
Когда Флипа увезли, после него остались только пара встревоженных продавщиц, с десяток заинтересованных бет, оторванных от шопинга приездом «скорой», размазанная лужа крови и рюкзак.
Рюкзак Змей забрал. Пока ехал домой, забив на свою тачку и поймав такси, распотрошил его и осмотрел вещи. Какие-то блокноты, пропуск на мелкий областной телеканал, пара гондонов (подходят для бет, но не для альф, и уж тем более не в течку), ручка с заклинившим стержнем, зарядка мобильного... Пригоршня лекарств. Какое-то успокоительное в ингаляторе, капсулы от укачивания (все-таки его тошнило), пластинка Эквинола без трех таблеток и пластинка Тетраматола без шести.
Флип не врал.
«Мальчик в порядке», - так ему сказали.
Разбудили звонком, откопав номер, который Змей оставил диспетчеру, и сказали: «Мальчик в порядке. Хотите его навестить?»
День у Змея перепутался с ночью. Мучительно хотелось есть, и он выгреб из холодильника почти всё, что там было, сожрал не глядя, отплевывая обертки и испорченные куски, подхватил чужой рюкзак и вызвал такси.
Подумал, что надо бы купить нормальной еды…
Что он давно не проверял, как там Светлый.
Что в квартире нужно проветрить и пригнать пару уборщиц.
Потом забыл.
В больнице было стерильно, и почему-то эта стерильность вдохнула в Змея немного спокойствия. Он провел ладонью по лицу, словно пытаясь разгладить тревожные складки, а потом улыбнулся и зашел в палату. Очки пришлось снять. Во-первых – чтобы не выглядеть агентом спецслужб из старых боевиков. Во-вторых – чтобы не выглядеть придурком. В-третьих… ну, в очках при больничном освещении было довольно темно.
- Живой, - хмыкнул он. – Медсестра сказала, что самоубиться не вышло.
Заляпанный кровью рюкзак Змей бросил в одно кресло, а сам опустился в другое. Мальчишка, по-прежнему смертельно-бледный, но все-таки приятно радующий глаз наличием дыхания, медленно разгладил одеяло на тощих коленках.
- Это было не… - он помолчал. Словно боялся говорить про свою беременность в больнице, где его мог услышать кто угодно.
Змей подумал так же, и заранее активировал «заглушку» в часах. Если в палате и были жучки, то они на время отключились. Но, во-первых, пацан не знал о «заглушке». Во-вторых, вряд ли эти жучки вообще существовали. Разве что в их с мальчишкой воспаленном воображении.
- Вы были правы, - сказал Флип, и сжал губы в тонкую линию.
- Это называется «ложная беременность», - сказал Змей, забросив ступню одной ноги на колено другой. Он вдруг расслабился. Впервые за последние несколько дней он по-настоящему расслабился – словно спасенный им мальчишка что-то в глобальном смысле менял.
Флип взглянул на него, онемев от ужаса.
- Я н-не…
- Конечно, ты «не», - Змей улыбнулся. – Знаешь, из-за чего возникает ложная беременность у хорьков?
Мальчишка молчал. Вряд ли он когда-нибудь углублялся в хориную физиологию.
- Иногда, если вязка не заканчивается оплодотворением или не происходит вообще, организм самки начинает беситься и воображать себя беременным, - сказал Змей. – Признаки такие же – ломота, токсикоз, высокая утомляемость… даже живот растет.
Мальчишка молчал. Складки в уголках его рта были горькими, словно ему было не двадцать с хвостиком, а многим, многим больше.
- Но все это – истерическая беременность, - тихо сказал Змей. - Которая не имеет ничего общего с настоящей.
Мальчишка смотрел на него молча, и было в его глазах что-то…
Змей не знал, как это идентифицировать.
Если бы раздавленный червь мог смотреть, он бы смотрел именно так.
- Мы все такие, - с внезапной злостью в голосе сказал Змей. – Как хорьки. Но, к счастью, ты «не». Конечно, ты «не». Я поговорю с врачом. К тебе не будет вопросов.
Деньги творят чудеса. Финансов Змея хватило бы, чтобы купить всю больницу, а не только обеспечить Флипу лояльность пары-тройки врачей. Обследования не будет, и никто не узнает, что прошлую течку мальчик провел не в одиночестве.
- М-мы… - Флип глянул на него с оттенком недоверия в глазах. – Что значит – «мы все»?
Змей молча оттянул воротник, демонстрируя ему татуировку.
Флип дрогнул уголками губ. Пародия на улыбку.
- Вы так ловко… - он задумчиво повел ладонью. – Откуда вы знали, что меня могут принять…
Да-да. Ни слова о беременности.
- … откуда вы знали, что я – самоубийца?
Змей устало опустил голову на кресло. Он ощущал себя так, словно его месяц держали насаженным на шампур, а тут вдруг извлекли из тела железку и отпустили погулять.
- Эквинол – бабские таблетки. Улучшают приток крови к тазу, стимулируют там всё… - устало сказал он. - Тетраматол расширяет сосуды и снижает вязкость крови. Если ты омега, смешай одно с другим в небольших дозах при беременности – и спровоцируешь выкидыш. Смешай одно с другим, когда беременностью и не пахнет – получишь кровотечение из маточной полости. Превысь дозу…
Змей повел рукой, неосознанно копируя жест мальчишки.
- … и кровь начнет сочиться во внутренности. Сдохнешь не очень болезненно и довольно быстро.
- Ясно, - сказал Флип. Лицо у него было усталое. – Вам, наверное, пора домой… Вы и так из-за меня…
- Да, - сказал Змей. С видимым усилием поднялся из кресла и одернул пиджак. Сердце билось тяжело и полнокровно, словно его что-то сдавливало. – Мне пора.
Они не прощались.
Змей потом вспоминал этот момент: крутил его так и эдак, рассматривал, как стеклышко под лупой. Он просто ушел, а мальчик его не окликнул. Так и не сказали друг другу ни слова.
Первое, что сделал Змей – купил много еды. Не той, которую можно сунуть в микроволновку и разогреть, а парного мяса, овощей и йогуртов.
Второе, что сделал Змей – позвонил старушке Сесилье. Сама она уже давно не убиралась, но девочки у нее были как на подбор: спорые, немногословные и богобоязненные. Технику не трогали, к бумагам и личным вещам не прикасались… а если бы прикоснулись, то любой из мафиозных клиентов старушки Сесильи давно бы с ними разобрался.
Девочки хорошо понимали, чьи дома они убирают и чьи секреты берегут.
Третье, что сделал Змей – включил все экраны в мониторной. Светлый нашелся у себя гостиной, причем не один.
- … и если мы успеем подписать контракт к октябрю, то прижмем Горски и его парней.
- Монро, пожалуйста…
- М-м-м?
- Заткнись.
Монро, без сомнения, был омегой.
И они, без сомнения, трахались.
Змей вдруг подумал, что именно так представлял себе Светлого и его секс: работа преследовала этого парня везде, даже в постели. Ну, или как сейчас – на краю обеденного стола, где уже отыграли первый раунд и готовились ко второму.
- Заткнусь, если ты меня трахнешь, а не будешь думать о том, как заманить Горски в свою фракцию.
- Я не думаю…
- Ты думаешь.
Он думал.
Это укололо Змея россыпью иголочек: кем бы ни являлся этот Монро, он был не дурак. Черноволосый и смуглый, с узким лицом и гибким, удивительно плавным телом, сейчас он был в распахнутой белоснежной рубашке и приспущенных штанах. Должно быть, когда рубашка застегнута, а штаны надеты, как положено, Монро является образцом идеального бизнесмена.
Бизнесмена-омеги. На обнаженной шее, у самого её основаниях виднелась выпотрошенная буква «О». Словно метка прокаженного.
- Хочешь, отменю завтрашние встречи, и будем ебаться сутки напролет?
- Хочу остров на Галапагосах. Его ты мне тоже купишь?
Монро был деловым в работе и легкомысленным – в сексе. Идеальный любовник. С таким бы Змей и сам был не прочь перепихнуться.
Ощутив насмешку, Светлый тихо засмеялся и погладил пальцами чужие соски – прямо сквозь ткань, лаская и тиская, больно сжимая, терзая, а затем резко сбавляя напор. Смуглый красавчик Монро всхлипнул и бессвязно выругался, почти обмирая от этой грубоватой ласки. Змей хорошо его понимал. Откинулся затылком на подголовник и смотрел, смотрел… Не мог оторваться.
- Трахни меня.
Светлый хмыкнул и провел ладонями по чужой груди и животу, стиснул пальцами стояк красавчика, грубо и медленно его лаская, после чего наклонился, скомкивая штаны и опуская их до самых щиколоток. Дернул Монро за плечи, усаживая голой задницей на стол, и присел, освобождая его ноги от обуви и одежды. Взглянул снизу вверх, улыбаясь.
- Никакой работы?
- К черту работу…
Монро небрежно стряхнул туфлю и развел колени – весь растрепанный, без штанов, в одной лишь смятой и мокрой от пота рубашке, похожий то ли на пользованную шлюху, то ли на чудом спасшуюся жертву изнасилования. Он ухватил Светлого за плечо, заставляя подняться, притягивая к себе и жадно, долго, настойчиво целуя в губы. Светлый стащил его на краешек стола – так, что полированное дерево наверняка впилось над копчиком, - придержал собственный член ладонью и уверенно, одним толчком насадил развратную тварь на себя, вбиваясь в неё каждым сантиметром своих неоспоримых достоинств.
Змей думал, что кончит в ту же секунду, когда чертов Монро сядет на хуй. Светлый двигался грубыми размашистыми толчками, и камеры транслировали это потрясающе подробно – с разных ракурсов, хоть сейчас бери и нарезай порно-сет. Змей в подробностях знал его тело – каждую его мышцу, тщательно выточенную в спортзале; каждый след от неудачных покушений, до гладкости отполированный пластическими хирургами; каждое движение его бровей, ресниц и красивого, великолепного рта.
Но Змей впервые видел, как он трахается.
Монро всхлипнул, прогибаясь в спине и насаживаясь сам, крепко ухватившись за чужие плечи для устойчивости, кусая покрасневшие губы и слишком наслаждаясь каждым разом, когда мощный, большой, горячий член входил в него до упора. Этот великолепный член, крупный и мягко ложащийся между бедер, Змей тоже видел не раз и не два. Видел даже, какой он в стояке… Но не видел в работе.
Монро обхватил любовника ногами и запустил пальцы в его волосы, с силой дернул, пьяно и безумно улыбаясь в губы Светлого. Змей понимал: этот парень не безумен и вовсе не пьян. Просто ему так хорошо… так ужасно, умопомрачительно хорошо, что он поплыл. Светлый сжимал его в объятиях, удерживая под спину, толкаясь бедрами снова и снова – словно в точности знал, что нужно делать, чтобы Монро стонал и вскрикивал, сжимал ногами, сбито и жарко дышал, словно загнанный зверь, пока его берут на чертовом обеденном столе.
Змей запрокинул голову и с внезапным, ничем не прикрытым удовольствием простонал, ногтями до боли впившись в мякоть ладоней. Это было… как лучшее в мире порно. Просто картинка на экранах – но ты уже там, ты уже с ними, и представляешь себя рядом со Светлым, под Светлым, на Светлом... Ты отдаешься ему с жаром, с искренним желанием, в эту секунду готовый весь остаток жизни провести только в его постели. Змей распахнул глаза – черные-черные омуты, не разберешь, где там зрачок, а где радужка, - и хрипло выругался, содрогаясь и зажимая ладонь между бедер.
Монро кричал с экранов, словно чувствуя себя кипящим, горящим заживо, содрогаясь от пульсации в висках, в члене, в сжимающейся заднице. Змей в точности знал, что он чувствует. Знал так хорошо, словно был вместе с ними. Словно тоже горел.
- Блядь, - сказал он.
Отключил экраны, подхватил брошенное на диване пальто и с грохотом захлопнул за собой дверь квартиры.
«… следующие преступления:
1. Вязка, то есть половое сношение альфы с омегой в период течки, совершенная с полного согласия обеих сторон, наказывается лишением свободы на срок от двух до пяти лет. Наказание применяется ко всем лицам, участвовавшим в вязке.
2. Вязка, совершенная повторно или лицом, ранее совершившим какое-либо из преступлений, предусмотренных статьями 120-125 настоящего Кодекса, наказывается лишением свободы на срок от пяти до семи лет.
3. Вязка, совершенная против воли омеги, классифицируется как изнасилование с отягчающими обстоятельствами и наказывается лишением свободы на срок от пяти до семи лет. Наказание применяется ко всем лицам, участвовавшим в вязке, кроме омеги, если он дал показания, прошел медицинскую экспертизу, и факт изнасилования был подтвержден.
4. Содействие вязке (в том числе – оказание медицинской помощи, предоставление помещения для вязки etc.), оказанное по доброй воле, наказывается лишением свободы на срок от одного до трех лет.
Объектом данного преступления и других преступлений, входящих в этот раздел, являются общественные отношения по охране генетической чистоты населения.
Объективная сторона преступления характеризуется совершением полового сношения между альфой и омегой в период течки. Термины «половое сношение» и «течка» являются не юридическими, но медицинскими, и должны пониматься так, как эти понятия трактуются медициной и сексологией.
Вязка признается оконченным преступлением с момента её начала. Окончание полового сношения или течки в физиологическом понимании не требуется для признания преступления совершенным.
Альф и омег с усиленной половой конституцией имеют право помещать в контролируемые стационарные условия на срок, определяемый в ходе обследования, с целью минимизировать риск вязки.
Под изнасилованием в процессе вязки понимается насильственное…»
Выдержки из ст. 122 УК («Вязка и сопутствующие преступления против генетической чистоты населения»)
Дверной звонок верещал так долго, а альфа рядом со Змеем был так пьян, что ему самому пришлось выползать из постели.
Постель была чужой. Квартира – тоже. Бежевые обои, бежевое постельное белье… такое ощущение, будто ты утонул в вазочке крем-брюле.
- Блядство, - простонал Змей, и зашарил руками, отыскивая свои вещи и хватая самую нужную из них – солнцезащитные очки.
Монитор на стене был включен и вяло бормотал – что-то о том, что ученые наконец-то перерабатывают углекислый газ в топливо, задействуя механизмы, схожие с фотосинтезом. Кажется, такую штуку патентовали сотню лет тому назад, но так и не довели до ума.
Человечество уперлось лбом в стену. Вплотную приблизилось к технологической сингулярности, но вместо этого прыжка – последнего, отчаянного, - просто топталось на месте. Бессмертие! Нанотехнологии! Колонизация Марса! Все это предсказывали еще сто лет назад – и ничто из этого не реализовали. Человечество оказалось слишком ленивым, чтобы себя развивать. Оно прокрастинировало, находя себе надуманные проблемы и всеми силами пытаясь их решать.
Проблема сексизма.
Проблема гомосексуализма.
Проблема альф и омег…
Кто бы ни был за дверью, он нажал на кнопку звонка и больше её не отпускал. Прокляв всё на свете, и особенно – производителей дверных звонков, Змей кое-как разобрался с незнакомым замком и распахнул дверь. А затем тряхнул рукой, привычно распахивая дужки очков и водружая их на переносицу. Мир после такого количества бухла всегда казался ему слишком ярким.
- Охерел? – спросил Кэлам, опершись ладонью на дверной косяк.
Змей подумал и закрыл дверь.
- Я не уйду, - сказал Кэлам. Голос его звучал приглушенно, словно сквозь слой воды.
Змея знобило. Пошатавшись по квартире, он натянул трусы и набросил рубашку, а затем вернулся к двери и открыл её снова.
- Начнем с того, на чем остановились, - сказал Кэлам. – Охерел?
- У меня выходной, - бросил Змей, подрагивающими руками застегивая рубашку. – Мы с этим парнем давно планировали…
- Ты его подцепил в «Фелиции» сегодня ночью.
- Я его подцепил, потому что он суперклассный.
- Если назовешь его имя, я развернусь и уйду.
Змей вздохнул, признавая чужую правоту. Он не помнил даже цвет волос своего ебаря, не говоря уже о его имени. Обернулся, с любопытством заглядывая в комнату и пытаясь рассмотреть среди одеял чужую макушку. Макушка была светловолосой и кудрявой.
- Надевай штаны, забери бумажник и поехали, - сказал Кэлам. – Надо тебя протрезвить…
В его машине царила блаженная полутьма. Одно плохо – озноб не проходил, хотелось жрать, а задница ныла, словно её насухую отпользовали раз десять.
А может, так оно и было.
- Пришел в себя?..
Электролиты, полчаса езды в тишине и стакан кофе были способны на чудо. Змей сделал глоток и кивнул.
- Поговорим о Болгове.
- Блядь, Кэл! – Змей застонал, откидываясь башкой на подголовник. Тачка у Кэлама была предельно эргономичной: как ты не откинься, как не изогнись, тебе всё равно будет удобно. – Я не настолько пришел в себя.
- Ты ведешь себя, как маньяк, - сказал Кэлам, сворачивая с окружной. Руль он держал одной рукой, а второй пытался поджечь зажатую в губах сигарету. Наконец-то справился, отложил зажигалку и выдохнул в распахнутое окно ароматный, белый как облако дым. – Такими темпами ты убьешься раньше, чем убьешь Светлого.
От дыма подташнивало, но Змей всё равно протянул руку, требуя себе сигарету.
- Все в порядке.
- Я вижу.
- Кэл…
- Откажись от работы. Всем так будет лучше.
Змей добыл себе сигарету, прикурил её и отбросил зажигалку. Металлический прямоугольник скользнул по торпедо, упал и затерялся где-то в ногах.
- Кэл, пожалуйста, не надо об…
- Как зовут моего сына?
«Как зовут».
Не «как звали».
- Кэл, я не понимаю…
- Как зовут моего сына?
- Шилз.
Кэлам молчал. Змей молчал тоже, хватая губами ароматный дым и закрыв глаза. Маленький Шилли умер за три года до того, как они с Кэлом познакомились.
- Поезд сошел с рельсов, - медленно проговорил Кэлам. - Ну, помнишь, те классные сверхскоростные поезда, проект какого-то миллиардера…
Учитывая уровень износа почти столетнего оборудования, его давно уже надо было не чинить по кускам, а менять полностью. Странно, что катастрофа не случилась раньше.
- Его нянька умерла сразу. Шилзу размозжило селезенку и печень, перевернуло все внутренности вверх дном.
Змей молчал. И курил, сотрясаемый ознобом снаружи, и наполненный горячим дымом внутри.
- … несколько сотен пострадавших. Многие – в критическом состоянии. Даже синтетические органы поставляются не в тех количествах, чтобы р-р-раз – и обеспечить донорскими комплектами такое количество народу.
Змей молчал. Он так и не снял очки – сидел в них, курил и смотрел, смотрел, не отрываясь, как грифельно-серая дорога утекает под колеса.
- Альф и омег просто не поставили в списки претендентов на донорство, - сказал Кэлам. – Оказывается, в законодательстве есть такой пункт. Больницы имеют право ставить нас в конец очереди, а если загрузка большая, то могут отказывать в донорстве вообще. Без каких-либо медицинских показаний. Без решения комиссии.
Змей молчал. Сигарета дотлела до пальцев, и теперь он смотрел на неё, повернув руку в профиль, и прислушивался к тому, как огонек жжет пальцы. Кожа была сухой и болела так сильно, будто он не сигарету держал, а сунул руку в костер.
Кэлам, наверное, одернул бы его… Попросил бы не валять дурака. Но Кэлам на него не смотрел.
- Вот, почему для меня важно, чтобы Светлый жил, - сказал он. - Я хочу, чтобы в этом законодательстве что-то изменилось. Иначе…
У Змея заверещал телефон. Конец блаженной тишине. Конец тяжелым разговорам. Конец всему. Похлопав руками по пиджаку, Змей выловил мобильник и мазнул по нему пальцем, принимая звонок.
- … как его контактному лицу, - похоже, девочка-диспетчер начала говорить, не дожидаясь соединения. – Медсестры проверяли вещи мальчика при поступлении на стационар, но позже ему принесли рюкзак с таблетками…
Змей закрыл глаза, и ни единый мускул на его лице не дрогнул. Он был спокоен. Он был расслаблен…
- … выпил всю упаковку Тетраматола и…
- Ясно, - сказал Змей. – Круто.
И сбросил звонок.
Кэлам впервые за долгое время повернул голову и глянул в упор. Он обладал каким-то сверхъестественным чутьем на Змея и подвижки в его душевном состоянии.
- Что случилось?
Змей помедлил, а затем с трудом разлепил губы:
- Похоже, я убил мальчика.
Честно говоря, он убил кучу мальчиков, и некоторых из них – довольно мерзким способом. Однажды его заказчик шантажировал финансового воротилу жизнью сына-старшеклассника. Мальчик, к тому моменту уже накачанный снотворным, был аккуратно размещен под сдвигающимися школьными трибунами. Заложен в механизм, словно яблоко – в зев соковыжималки. Осталось только воткнуть вилку в розетку.
Финансового воротилу честно предупредили, что если до окончания тренировочного матча он не пойдет на уступки, то мальчика ему доставят в слегка помятом состоянии.
Воротила не повелся на шантаж. И зря.
Но одно дело – раздавить ребенка в кровавую кашу и нанести травму половине школы, если тебе за это заплатили. Другое дело – спасать, спасать…
И не спасти.
Потому что ты сам принес ребенку чертов рюкзак с таблетками. Потому что сам рассказал, как их можно использовать.
Потому что ребенок – с узким упрямым лицом и крашеными волосами, - просто не хотел жить. Не здесь. Не в этом веке.
Сначала Кэлам позвонил ему пару раз, а потом перестал. Змей сбежал от него прямо на светофоре – просто открыл дверь и выпрыгнул на гладкий, серебристый асфальт. Ему было, куда податься. Например, к закрытому в это время суток автосервису, где вторые сутки разбирались с одной из тачек Светлого. Чтобы проникнуть на территорию, Змею даже не пришлось никого подкупать. Охрана была столь скудной, а сигнализация – столь убогой, что Змей успел поразиться: Светлый что, и впрямь бессмертный? Да его тачка тут как на ладони, порть – не хочу! Можно подрезать тормоза. Или закрепить взрывчатку на бензобаке… Или сделать, как однажды сделал Змей, неравнодушный к медленным радиационным казням. Весь такой вежливый, в слегка засаленной спецовке, подменил автомеханика и поставил в спортивную тачку жертвы несколько новых деталей. Каждая из них излучала, как включенный рентгеновский аппарат.
Диагноз – ОЛБ, острая лучевая болезнь. Быстрая и зубастая, как тысяча демонов.
Змей осмотрел внутренности чужой тачки и не заметил в них ничего подозрительного. Похоже, Светлого и впрямь не торопились убивать.
Тачка пахла смазочным маслом, горячим деревом, бензином и водкой, и Змей немного посидел на водительском сидении, опираясь локтями на руль. Руки в белоснежных латексных перчатках уже не дрожали, и Змей медленно, мышца за мышцей, расслаблялся и впадал в блаженный транс.
Когда мобильник, переведенный на беззвучный режим, снова завибрировал, он чуть не сбросил звонок. Но это был не Кэлам, и даже не служащие опротивевшей ему больницы. Это был звонок на один из его арендных номеров – тот, который Змей давал клиентам и посредникам.
- Сегодня, - сказал ему незнакомый голос. – Предпочтителен близкий контакт.
Если ты киллер, и тебе нужно в течение суток убить человека, строго придерживайся простой инструкции.
Шаг первый: изучи расписание жертвы. Сегодня у Светлого было утреннее заседание в гуманитарной спецкомиссии, деловая встреча с шишкой из технократов и вечерняя партия в покер.
Шаг второй: выбери, в какой из этих локаций вы можете пересечься. Заседания спецкомиссий и закрытые переговоры плохо подходили для убийства, и Змей решил действовать наверняка – сойтись со Светлым за покерным столом.
Шаг третий: обдумай, как ты проникнешь на территорию локации. Змею повезло: маленький закрытый клуб, вход строго по приглашениям участников… Гораздо легче для проникновения, чем звучит на словах.
Шаг четвертый: устрани того, чье место на сегодняшнем вечере тебе предстоит занять. Змей выбрал Ясухико Рейку, злобного хитромудрого старикана из комитета по правовым вопросам. Днем на его этаже случилась утечка газа, и пришлось эвакуировать почтенных жильцов вместе с их почтенными питомцами. Сам Ясухико, трясущийся о своем здоровье даже более чем полагается семидесятилетнему старцу, вместо покерного клуба отправился в больницу: проверять, как на его организм повлиял газ. Газ, разумеется, никак не повлиял, потому что никакой утечки не было. Для её имитации Змей распылил по этажу остро пахнущий алкилмеркаптан – ту самую примесь, которая придавала потребительскому газу его зловещий аромат.
Шаг пятый: позаботься о том, чтобы надежный хакер внес твои данные в базу покерного клуба и обеспечил тебе место за нужным столом.
Шаг шестой: убедись, что твой хакер тебя не ненавидит.
- Кэл…
- Дай угадаю, - голос у Кэлама был спокойный. Слишком спокойный для того, кто терпел истеричку-Змея уже не первые сутки. – Ханзи Катандзаро хочет сыграть в покер?
Разумеется, Кэлам знал расписание Светлого.
Вот только не знал, что теперь это – не слежка, а исполнение задания.
- Пора, - сказал Змей.
И замолчал.
Кэлам понял его с одного слова. Помедлив, Змей сказал:
- Если ты не хочешь этого делать…
Он не мог видеть Кэлама, но был совершенно уверен, что тот качнул головой. А потом сказал:
- Я же твой напарник, Змейс.
И еще:
- Если я тебя брошу, ты наворотишь дел.
Кэлам был профессионалом. Самым профессиональным профессионалом из всех профессионалов, которых знал Змей.
- Записывай данные…
Подъезжая к загородному клубу, Змей подумал: старик Ясухико не обеднеет, если сегодня вместо него повеселится простой парень Ханзи Катандзаро. У Ханзи был маленький бизнес, обритая под миллиметр голова, темные очки и белоснежные зубы. Ханзи улыбался так, будто скалился – показывая десны, смеясь и заражая своим настроением всех вокруг. Ханзи был ярким. Смуглый до черноты, с неприметным лицом и выдающимся носом, весь утянутый в черное – строгие брюки, футболка под горло, пиджак с лаковыми заплатками на локтях, - он все равно был ярче всех в этом клубе. С подвижными руками, выразительной мимикой, насмешливо вскинутыми бровями – он шел на контакт легко и непринужденно, словно провел тут полжизни, а не впервые появился.
На шее Ханзи покачивалась витая серебряная цепь с преторианским крестом. На левой руке виднелись совершенно безвкусные золотые часы, а на правой – не менее безвкусный браслет с деревянными бусинами. И под часами, и под браслетом на коже виднелись тонкие строчки татуировок.
Словно за всем этим Ханзи Катанзаро что-то скрывал. Может, изрезанные шрамами руки. А может, следы от введения поддельных идентификационных чипов.
- … вас нет в списке приглашенных.
- Меня записали в последний момент. Должно быть, список еще не обновился. Проверьте с компьютера.
Увы, игра еще даже не началась, а Змею уже пришлось блефовать.
Организм вел себя препаршиво: его то лихорадило, то бросало в озноб, все внутренности ныли, ломило в затылке и тянуло под сердцем. Давление перед визитом в покерный клуб пришлось понижать парой таблеток. Еще одна – успокоительное. Впервые в жизни Змей отправлялся на задание, наглотавшись колес.
- Ваш взнос…
Наверное, он просто подхватил где-то грипп.
- Правила стандартные, минимальная ставка…
Кончики пальцев чесались от нетерпения. Он ждал этого целый месяц, и хотел уже получить свой приз.
- Вас проведут за стол…
Светлый был в зале – Змей почувствовал его еще из лобби. Если всех альф в твоем городе можно пересчитать по пальцам рук, ты научишься чуять их за километр и видеть спиной.
Это было что-то пьяное.
Это было что-то мускусное.
Это было что-то древесное.
Смешанное в бархатистый, умопомрачительный коктейль. Сайты не врали: запах был таким сильным, что Змей перестал чувствовать нанесенный на свои запястья сладковато-гнилостный уд.
Когда он снял очки и приблизился к игровому столу, Светлый оторвался от разглядывания сукна, поднял голову и…
Черт знает, что это было такое. Секундное замешательство – словно он испугался. Так стиснул зубы, что под скулами вздулись желваки. Распахнул глаза и глянул пронзительным, смущенным, растерянным взглядом. Змея окатило его запахом с головы до ног. Дыхание перехватило, а внутренности сжало, словно в течке. Мускус, можжевеловая водка и теплая, нагретая в камине древесина… Аромат Светлого можно было пить, как коктейль.
Его волосы были уложены ото лба к затылку, а щеки и подбородок – тщательно выбриты. У Светлого было невыносимо красивое, будто отчеканенное на монете лицо – резкая линия носа, улыбчивый рот и беспечные, словно закрашенные детским фломастером голубые глаза. А еще он одним своим существованием подтверждал самый популярный миф об альфах и омегах. Светлый был огромным. И пах… господибоже, как он пах!
Змей ощущал его присутствие всем телом – каждая клетка в нем плавилась, горела, стонала от вожделения и ужаса в один и тот же момент. Нельзя, нельзя, нельзя, - кричал он себе мысленно. Остынь, забудь, отрешись! Выключи свое обоняние, вырви из себя омегу, вырежь из своего мозга эту сумасшедшую, похотливую тварь! Это не ты, не ты!
Но тварь вожделела, мешая ему думать.
Тем временем замешательство Светлого прошло. Изумленно вздернутые брови опустились, складка между бровей разгладилась, а лицо стало расслабленным и равнодушным. Что бы он ни увидел в Змее – он уже понял, что ошибся.
Почуял киллера? Вряд ли…
Змей дрогнул уголками рта, словно хотел улыбнуться, но не смог. А потом занял свое место за покерным столом. Стоило сесть, как на него уставились с десяток прилично одетых, прилично воспитанных, прилично сдержанных людей. Ляпнуть перед ними «Эй, парень! Может, потрахаемся?» было не лучшей идеей, и Змей чудовищным усилием воли заставил себя промолчать.
Впрочем, ему уже было не до секса. Тягучая, медовая волна возбуждения накатила на него и схлынула, не оставив после себя и следа. Желание сию минуту скинуть штаны и отдаться Светлому на ближайшей поверхности (предположительно, но не обязательно горизонтальной) стало терпимым, а затем исчезло вовсе.
К черту секс. Дело было не в нем.
Змей смотрел на Светлого и понимал: вот человек, которого он всегда любил, любит и будет любить до последнего вздоха. Его истинная пара, его персональный клочок контрабандного рая. Его страх, его смерть, его приговор… что там еще говорят в таких случаях?
Ужасная, постыдная банальщина. Детская сказка для дурных омег. «Истинные» - очередное заблуждение в списке всячески обсужденных и опровергнутых мифов. А то, что происходит со Змеем – аномальная телесная реакция на… черт знает, на что. Может, все-таки грипп?
Светлый сидел через два места от него, его пиджак за тридцать тысяч был застегнут на одну пуговицу, в руке красовался низкий стакан с бурбоном – наверняка дорогим, господи, да тут каждый первый богат до неприличия! Даже зарабатывая от пятиста тысяч до нескольких миллионов за труп, Змей чувствовал себя в окружении местного бомонда, как нелегальный эмигрант.
- Ханзи Катандзаро, - представился он, усмиряя страшное, звериное вожделение, скручивающее ему внутренности. – Признаюсь – мне жаль, что почтенный Ясухико не смог сегодня составить вам компанию…
Завсегдатаи клуба скорбно склонили головы, словно старика зарыли на шесть футов под землю, а не отвезли в больницу. Скандалиста Ясухико тут никто не любил.
Светлый скорбеть не стал – просто сидел и молча смотрел на Змея. Кажется, даже ни разу не моргнул. В конце концов, альфы чувствуют запах омег так же остро, как и омеги – запах альф.
- Но я рад, - еще медленнее сказал Змей. И спокойным, привычным движением провел пальцами по лацканам пиджака, словно приходя в себя. – Я рад, что это досадное стечение обстоятельств привело меня за ваш стол.
Первые несколько рук Змей слил, как полный кретин.
Ровно столько ему потребовалось, чтобы просадить двести штук, угомонить колотящееся сердце и начать думать не о том, как одуряюще пахнет Светлый, а об игре.
- … поднимаю на тридцать.
- Поддерживаю.
- Фолд. Отвратительная рука…
- А у меня всё неплохо. Ханзи?
Светлый смотрел на него и улыбался. Хренов красавчик. Не думать, не думать, не думать.
- Мы уже на «ты»? – спросил Змей, подбрасывая фишки в банк. На руках у него было две дамы, и все бы ничего, если бы на сукно не вышли разномастные четверка, восьмерка и пятерка.
Светлый, который на префлопе выглядел несколько озадаченным (признак мизерной карты – этот парень был слишком честен и порывист, чтобы блефовать), теперь заметно приободрился. Значит, карта и впрямь была мизерной, но гармонировала с картами флопа. Претендует на стрит, урвав себе шестерку и семерку? Или на что-то попроще, вроде двух пар?
Змей заглянул в яркие, изумительно голубые глаза Светлого, и… ничего не увидел. Может, блефовать тот и не умел, но быть непроницаемой стеной – запросто. Иначе на политической карьере пришлось бы ставить крест.
- Ого, вот так расклад!
- Повышаю на шестьдесят…
- Беспредел.
- Сбрасываю.
На сукно вышла бубновая шестерка. Змей поиграл желваками, глядя Светлому прямо в лицо, и аккуратно отсчитал шесть фишек. Если у Светлого есть семерка, то он в шоколаде, и никакие две дамы ему не…
- Повышаю еще на сорок!
- Фолд.
- Фолд. Да ты вымогатель!
… не страшны.
- Ханзи, поддержишь?
Змей бросил на него долгий, липкий до омерзения взгляд, почти забыв о мучительном «хочу-хочу-хочу-потрахаться», которое грызло его изнутри. Теперь его грызло кое-что поинтереснее.
- Я…
У Светлого и впрямь есть семерка? Очевидный ответ – да. Иначе он бы не вымогал так откровенно деньги, задирая ставки все выше и выше.
Но что, если задать этот вопрос еще раз?
У Светлого и впрямь есть семерка? Неочевидный ответ – нет. Он задирает ставки, чтобы все остальные скинули карты и отдали ему банк.
- … поддерживаю.
В конце концов, - успокоил себя Змей, - если он сейчас продует сто восемьдесят тысяч на одной раздаче, то сможет в качестве расплаты задушить Светлого в туалете.
- И-и-и-и в ривере мы получаем!..
На сукно вышла трефовая семерка.
Дорогостоящее старичье, давно уже сбросившее карты в фолд, возбужденно загудело, хлопая либо в ладоши, либо друг друга по плечам. Змей засмеялся, а Светлый – несчастный Светлый! – дернул уголком рта.
Он не блефовал, - подумал вдруг Змей. Он и впрямь собрал стрит… и выиграл бы, если бы стрит на столе не собрался без его участия, разделив банк пополам.
- Расстроен, красавчик? – спросил Змей.
Светлый медленно выложил на сукно свои карты, одну за другой: пиковые шестерку и семерку. Чертов везунчик – отхватил стрит сразу на флопе и чувствовал себя, как король! А зря.
- Да ты смельчак! - оценил Змей, кивнув на карты. – Сунуться в банк с такой мелочью…
А затем – выложил на стол своих дам.
- Да ты смельчак, - в тон ему откликнулся Светлый. – Коллировать мои ре-рейзы, имея на руках всего одну пару…
- Вот такой я сорвиголова, - признался Змей, подгребая к себе половину фишек. – Мы отличная пара.
Старичье разбредалось на перерыв, а Светлый, медленно перебирая в пальцах три фишки, подал Змею свободную руку.
- Нас не представили…
И еще:
- Светлан Болгов. Можно «Светлый».
Наверное, Змей ждал этого слишком долго. А если чего-то слишком долго ждешь, нервы начинают ныть от напряжения, чувствительность притупляется, и когда ты, наконец, получаешь желаемое, никакого удовольствия от этого не испытываешь.
Такое бывало со Змеем не раз и не два.
Но не сейчас.
Рука у Светлого была сухая и горячая, а рукопожатие – медленным, мучительно-долгим и выматывающим, словно Змеем уже ментально овладели и занялись с ним сексом прямо на покерном столе.
- Ты всегда так бросаешься? – спросил Змей, разжав пальцы. – Навстречу опасностям, вооруженный жалкими шестеркой и семеркой?
- В моем деле, - задумчиво ответил Светлый, - на руках не бывает ничего, кроме шестерок и семерок.
Да-да… Грудью на амбразуру. Лбом об стену. В громадный банк – с двумя мизерными картами. Это исчерпывающе описывало его политический курс.
- Теперь понятно, почему тебя столько раз пытались грохнуть, - хмыкнул Змей, соприкоснувшись со Светлым стаканами. Что ж, тут и впрямь подавали отменный бурбон. – Люди, которые лезут на рожон с мелкой картой, частенько вызывают желание их убить.
Светлый приподнял брови и сделал глоток.
- Я тебя узнал, - Змей кивнул, подтверждая его молчаливую догадку. Догадка, конечно, была неверной. Вряд ли Светлый видел в нем киллера – скорее, праздного любителя вечерних новостей.
Светлый молчал, внимательно ощупывая взглядом его лицо. А потом сказал:
- Я тебе не нравлюсь.
И, подумав, уточнил:
- Моя политика.
В голосе его скользнуло удивление. Змей смотрел в недоумевающие, безупречно голубые глаза, и читал как на духу: почему, почему, почему, ты же омега, все альфы и омеги по умолчанию меня поддерживают, это же нормально, это естественно, я борюсь за них и их права, почему, почему, почему…
Захотелось грохнуть стаканом об стол, расплескивая выпивку по суконной поверхности, и выкрикнуть: потому! Хватит равнять всех альф и омег под одну гребенку! Какого ху…
… но это, конечно, было бы страшным ребячеством.
- Я далек от политики, - медленно проговорил Змей. – К тому же, трудно поддерживать того, кого не сегодня – завтра убьют.
Светлый усмехнулся. Небесная беспечность в его глазах граничила с ледяным спокойствием.
- Вот я к тебе привяжусь, - проворчал Змей, - и что потом? Ты сдохнешь, а мне искать нового любимчика?
- Зато это весело, - легкомысленно сказал ему Светлый. – Воспринимай это, как сериал, в котором одного из персонажей периодически пытаются убить.
В двух шагах от них завсегдатаи клуба пили, обменивались сухими старческими рукопожатиями, делились впечатлениями от разыгранных рук, бубнели, бубнели, бубнели… А Светлый, казалось, никого из них не замечал. Смотрел и смотрел, уставившись Змею в лицо. Изучал так внимательно, что того обсыпало мурашками.
А может, просто вернулся озноб?
- Прости, - сказал Змей, не отводя взгляда. – Если герой сериала в каждой серии выходит голым на минное поле и просто бегает по нему, я не могу проникнуться его действиями. Вот если бы он надел каску, снарягу, запасся искателем мин…
- Думаешь, у меня нет каски? – удивленно спросил Светлый. И было в нем что-то такое… Змей даже поморщился.
В нем было что-то потрясающе искреннее. Инфантильное. Словно он и впрямь думал, что у него есть каска, снаряга и искатель для мин.
- У тебя даже трусов нет.
- У меня есть каска, - обиделся Светлый. – Бронированное авто, неплохая охранная система…
- А телохранителей у тебя нет, потому что не хочешь портить себе рейтинг? – уточнил Змей.
- Они есть, - с достоинством возразил Светлый. – Просто я редко пользуюсь их услугами…
Змей засмеялся. Просто не выдержал и засмеялся – громко, расслабленно, положив руку на живот.
- Ни каски, ни снаряги, - сказал он, хватая воздух ртом и еще не отсмеявшись вволю. – Ни трусов. Хочешь, я за пятнадцать минут взломаю всю твою «неплохую охранную систему»?
Светлый взглянул на него с интересом. Со спокойным, искренним интересом – как у ребенка. Или человека, который ничего не боится.
И Змей впервые подумал: может, умение бросаться в бой, имея на руках только шестерку и семерку, и впрямь закаляет?
- А ты у нас кто? – спросил Светлый. – Спецагент под прикрытием?
- Спец, - признал Змей. – Но не агент.
И протянул ему визитку.
* * *
Профсоюз киллеров не одобрял – и даже осуждал, - попытки совмещать исполнение нескольких заказов. Хорошим тоном было выполнить один, передохнуть пару месяцев, чтобы освободить ум и тело от накопившейся усталости, и только после этого браться за второй.
Увы, у Змея было иное мнение на этот счет. Разминка для ума, - вот, как он это называл.
- Привет. Пообедаем сегодня в «Альме»?
- Прости, у дочек вечером отчетное выступление…
Кэлам был хорошим папой. Даже то, что ему приходилось параллельно заботиться о двух неродных детях, покрывать проходимцев вроде Змея и способствовать убийствам невинных людей, не умаляло его родительских качеств.
- Жаль. Передавай приветы девочкам.
Старшая – тринадцатилетняя Этне, - пару месяцев назад по большому секрету («от папы», - уточнила она) призналась Змею в любви. И тут же сказала, что «ни на что такое не рассчитывает», но если он дождется её семнадцатилетия и не найдет себе пару…
Она так и сказала: «пару». Не «девушку» и не «жену». Этне была умной и знала, что у мужчин-омег совсем иные потребности в плане партнеров.
Этне была папиной дочкой. Если не по крови, то по воспитанию точно.
- Мне кажется, когда-нибудь они переломают себе ноги.
- Предложи им заниматься чем-нибудь менее травмоопасным. Запиши на скрипку…
Почти весь сегодняшний день Змей провел вдали от дома. Ему заказали большую шишку – банкира с таким количеством нолей на счетах, что этими ноликами можно было исписать чек сверху донизу. Телохранителей у банкира было примерно столько же, а его офис и дом охранялись похлеще, чем у сто раз недоубитого Болгова.
- Серьезно? Предложить Этне что-нибудь вместо её любимой гимнастики – это как предложить тебе сменить профиль и начать выращивать брюкву.
Сейчас Змей поднимался на крышу офиса, прихватив на последнем этаже огнетушитель. Руки его были обтянуты белоснежными латексными перчатками. Модный черный плащ дергало ветром, словно сама природа пыталась его сорвать. Очки пришлось снять и положить в карман, иначе их бы унесло очередным порывом.
- Что такое брюква?
- Господи, Змейс, ты в школу вообще ходил?
У самого края крыши Змей остановился. Наступил носками на бритвенно-острую гранитную грань, за которой начиналась пустота. Люди внизу казались крошечными, как цветные мушки в забродившей емкости с супом.
- Я – необразованное быдло. Ты же знаешь.
- Я знаю, что ты хочешь казаться необразованным быдлом.
Коротко взглянув на часы, Змей ухватил огнетушитель за рычаг и вытянул руку над пропастью. Попытка была всего одна: у него не было возможности заранее проверить траекторию огнетушителя, так что пришлось просчитывать все математически – с поправкой на погоду, высоту, вес огнетушителя, скорость пешеходов…
- Сходим в «Альме» завтра?
- Не могу, Кэл. Сегодня туда идет Светлый.
- Преследуешь кумира, как маленькая влюбленная фанатка?
Внизу, в двухстах метрах от входа в здание припарковалось авто. Охрана окружила банкира и двинулась вместе с ним, не отступая ни на шаг.
Отсчет пошел.
- Хочу узнать его запах.
- Зачем?
- Никогда не знаешь, какая вещь может пригодиться при исполнении…
Разметку на земле, которую Змей сделал с вечера, не видел никто, кроме него самого. С высоты человеческого роста она казалась просто пятнами толченого мела на стыках плит. Когда банкир прошел одну отметку и размашистым шагом направился ко второй, Змей отпустил огнетушитель.
- Не увлекайся, Змейс. Не нравится мне это всё…
Смерть догнала банкира на второй отметке. Размозжила ему голову, развалила в клочья грузное рыхловатое тело, окатив телохранителей кровью и ошметками мяса.
- Удачи девчонкам, Кэл.
- Спасибо.
* * *
Змей не собирался пересекаться со Светлым лично. Он был не настолько глуп. Однако сумма с тремя нулями, перечисленная на счет официанта, гарантировала ему бронь на столик, за которым только что отобедала политическая суперзвезда.
Должно быть, официант счел это странной блажью, но не проронил ни слова. А может, ему было плевать.
К тому моменту, как Змею подали первое блюдо, он успел изучить каждую ноту чужого запаха. Тягучего, древесного и крепкого, как водка, щедро размазанного по столу, по сидению стула, даже по комплекту из солонки и перечницы, к которым Светлый прикасался. Запах был такой силы, что можно было закрыть глаза и представить, что его обладатель сидит прямо перед тобой.
Такой грузный в своих деловых костюмах, и такой удивительно гармоничный без них. С безупречными голубыми глазами и густой шевелюрой. С носом такой формы, что его впору было оцифровывать для клиник пластической хирургии.
Запах тревожил, возбуждал и заставлял тонко подрагивать что-то в глубине тела. Змей так и не смог доесть, рассчитался и ушел.
Перечницу он забрал с собой. Просто потому, что украсть из ресторана стол или стул довольно трудно, будь ты хоть трижды знаменитый киллер.
* * *
Прошел месяц с того момента, как Змей сказал «да». И бог с ним, если бы это «да» касалось замужества… но нет. Оно касалось человека, который был живым, но вскоре должен был стать мертвым.
Символично, но Змей видел в двух этих «да» некоторую схожесть. Во-первых, замужество омег теперь было настолько же нелегальным, как и убийство. Он даже не был уверен, что получит больший срок, если застрелит альфу в лоб прямо в присутствии полиции, чем если потрахается с ним и залетит.
Во-вторых, и замужество, и смерть так или иначе ставили крест на свободе личности.
Змей ценил свою свободу. И не очень ценил чужую. Потому предпочитал убивать, а не убиваться из-за того, что государство запретило ему иметь ручного мужика и рожать детей.
- Вахит, это не моя блажь. С этим нужно что-то делать!
- Светлый, друг мой, эти вопросы надо обсуждать с МакЛафлином, а не со мной. Мои полномочия не позволяют…
- Ты можешь повлиять на МакЛафлина.
- Ты переоцениваешь мое влияние.
- Вахит, пожалуйста…
Завтракать вчерашними тако вперемешку с позавчерашней пиццей под переговоры Светлого уже входило в привычку. Змей ленился готовить, жрал вредную холестериновую пищу и отжимался так много, что мышцы немели и становились упругими и непослушными.
И начинали болеть.
Почему-то эти мгновения – когда он полулежал в кресле, забросив ноги на стол, чувствовал, как все тело ноет, и с закрытыми глазами слушал голос Светлого, - нравились Змею больше всего. Словно он отрекался от своего тела, болящего и усталого, и уходил ненадолго пожить в чужое.
- Облегченная процедура лицензирования позволяет им зарабатывать бабло даже на этом.
- Речь о Филоцетаме?
- И еще дюжине препаратов для альф и омег.
- Светлый, ну пойми же ты: вас мало. Думаешь, так просто набрать в отведенное время репрезентативную выборку добровольцев и тестировать лекарства на них? Даже в случае с бетами нужно несколько лет, тысячи исследуемых, группы на плацебо и группы на препарате… Эти парни просто не могут набрать столько альф и омег, чтобы адекватно тестировать свою продукцию!
Змей лежал, смотрел в потолок, и лицо у него было спокойное. Все его тело – широкоплечее, упругое, обточенное физическими упражнениями, как стеклышко морем, - напоминало скорее тело альфы, чем омеги.
Ему многие так говорили: «да какой же ты омега!»
Змей устал объяснять, что субтильность омег и массивность альф – не более чем миф. Один из многих, которыми были окружены генетические меньшинства.
- … и что? Это повод, чтобы выбрасывать на рынок препараты, которые лицензируют левой задней ногой без любых подтверждающих документов?
- Лучше не выпускать эти лекарства вообще? Вы же сами в них нуждаетесь! Вам же не всегда подходят препараты для бет, господи, Светлый, ты же умный парень, ты должен понимать…
- Знаешь, сколько альф убили себе почки Ойлюсом, потому что его лицензировали без испытаний на людях? Потому что разработчики не успели заметить, что у сорока двух процентов испытуемых после полного курса начинается острейшая почечная недостаточность?
- Светлый, я…
- Вахит, умоляю, просто обсуди это с МакЛафлином. Покажи ему цифры.
- Я попробую, друг мой. Я попробую, но…
- Облегченная процедура лицензирования лекарств нас убивает. Передай своему боссу, что если вы этого добиваетесь – то, несомненно, идете правильным путем.
Светлый горел.
Горел так ярко, что глазам было больно – он приковывал к себе взгляд, заражал своей злостью, каким-то почти абсурдным отчаянием, с которым он бросал под ноги своим собеседникам вопрос за вопросом.
Новые лекарства работают, как Бог на душу положит, потому что их не на ком тестировать. Бам.
Детей альф и омег травят в школах, и это никак не пресекается преподавательским составом. Бам.
У альф отсуживают усыновленных детей, ссылаясь на то, что «недопустимо растить ребенка в нездоровой обстановке». Бам.
Омеги с «усиленной половой конституцией» - те, кому просто нужно больше секса, – помещаются «в контролируемые стационарные условия на срок, определяемый в ходе обследования». Трижды БАМ! Эй, пссст, хочешь в клетку просто за то, что твой мизерный шанс залететь на одну тысячную процента выше, чем у твоих собратьев?
Чтобы не смотреть на всё это, не следить минута за минутой, как Светлый живет своей паршивой жизнью, как бьется лбом об стену, которую нужно вскрывать термокопьем, как банковский сейф, Змею приходилось сбегать из квартиры.
Иногда он посещал места, в которых за полчаса до него был Светлый. Медленно прикасался ладонью к лавкам, стульям, обивке диванов, на которых он сидел. Вдыхал запах, отрешался от всего и чувствовал себя странно.
Чужая идеология была ему неблизка. Его не должно было, не могло это волновать. Какого хрена! В этом мире человек человеку волк. Альфа ты, бета или омега – ты личность, а не набор штампов. Тебе не дают размножаться? Господи, неужели в жизни нет ничего, что могло бы заменить плодячку? Живи, ищи, делай то, чего тебе хочется. Если тебе хочется заниматься спортом, но тебе строго-настрого запретили посещать бассейн – ты что, заплачешь и убежишь в закат? Нет же – бегай, поднимай штангу, прыгай с шестом… танцуй на шесте, в конце концов!
Вот только Светлый думал иначе.
Хуже того: он заставлял Змея делать нечто богомерзкое, противное ему до глубины души. Заставлял думать, что его мир – крохотный мирок, выстроенный Змеем с параноидальной тщательностью, - на самом деле не идеален. Что рано или поздно, когда Змей наберется смелости и откроет глаза, он обнаружит, что давно уже не дрейфует в блаженной невесомости, а стоит посреди горящего поля, и у него тлеют штаны.
* * *
Возможно, Змей переболел бы этим.
Перенес чужую идеологию, как грипп. Пара недель постельного режима с каким-нибудь молодым альфой, много бухла и пара заданий на «отвлечься», и он бы думать забыл, что с его миром что-то не так.
Возможно, Змей переболел бы.
Если бы не встретил Флипа.
ГЛАВА 4
«… себе лирическое отступление.
У двух наиболее молодых подвидов кольчатых червей сбита половая принадлежность. У них нет самцов и самок, у них есть самцы и особи-гермафродиты. В начале двадцать первого века было обнаружено, что из самок некоторых червей вполне можно создавать гермафродитов, угнетая действие всего двух генов.
Только задумайтесь. Всего два гена – и такой результат!
Разумеется, было глупо ожидать, что человеческий организм перенесет модификацию четырнадцати генов кряду безо всяких последствий. Всего два гена – и черви превращаются из существ женского пола в существ обоеполых. Человек сложнее червя… Но даже он не настолько биологически стабилен, как хотелось генетикам в далеком 2031 году.
Задумав Программу по модификации человеческого генома, Джонатан Хегель и Сесиль Дево вряд ли понимали, к чему приведет их эксперимент. Казалось, всё идет по плану – альфа-особи проявляли сезонную тягу к размножению и могли оплодотворять втрое большее количество самок, а омега-особи начисто лишились сперматозоидов. Но биологическая стерилизация дала внезапный эффект – да, у этих парней не было спермы как таковой; да, их органы стали маловосприимчивы и перестали выполнять сексуальную функцию… но природа умна! Возможно, мы никогда не узнаем, какой ген из тех четырнадцати дал такой эффект, но половая система омега-особей отреагировала на вмешательство и подсунула им новый способ размножения.
Истинный гермафродитизм у людей оказался не совсем таким, каким мы привыкли его представлять. Семенники омег перестроились и начали выполнять функцию яичников. Загиб, ведущий из прямой кишки в сигмовидную, расширился и кардинально сменил свое предназначение, отделившись от кишечника сфинктером, сообщившись с семенниками и трансформировавшись в маточную полость. В прямой кишке появились новообразования, которые позже были идентифицированы, как смазочные железы. Свойства смазки также поразительны – это природный антисептик, обеззараживающий пространство внутри прямой кишки. Благодаря смазке каловые массы совершенно безвредны для маточной полости, не проникают в неё и не приводят к сепсису. Именно это является настоящим биологическим предназначением смазки, а вовсе не обеспечение комфортного анального секса с омега-особями.
Как же вышло, что генетические модификации альф так тонко и совершенно совпали с изменениями в организме омег? Почему только эти генетические меньшинства восприимчивы к феромонам друг друга, а альфы с большей охотой оплодотворяют омег, чем женщин-бет?
Всё просто. Из четырнадцати модифицированных генов у альф и омег были изменены девять общих – это облегчало Хегелю и Дево эксперимент, и значительно его удешевляло. Именно один из этих девяти генов обеспечил генетические меньшинства рядом общих характеристик и биологической тягой друг к другу.
Сначала такую генетическую аномалию восприняли с восхищением. Мы создали новый вид! Человечество совершенствуется! Гип-гип ура!
Несколько поколений альфы и омеги размножались наравне с бетами, активно наращивая свое количество. Узлы у альф и механизм течки у омег окончательно сформировались через два поколения – гены были растревожены, перекроены насильно, и «заращивали» повреждения, как могли. До тех пор, пока вся омега-система не стала стабильной.
И только после этого общество вдруг решило, что омеги и альфы – зло. На чем было основано подобное соображение? К сожалению, на повальной необразованности молодежи, вырастающей в столь же необразованных взрослых. Именно из-за них генетические меньшинства повсеместно подвергаются гонениям. Отношения между кусками социума обострились до того, что программа по устранению альф и омег была утверждена на законодательном уровне. Общество сделало всё, чтобы «бракованные особи» - то есть все, кто не похож на бет, - больше не рождались.
Если рассматривать это с точки зрения…»
Выдержка из доклада Александра Лема, доктора наук по генетической инженерии и кандидата наук по регенеративной медицине, на образовательной студенческой конференции в Сиднее.
6 января 2092 года
* * *
Согласно Эйнштейну и его теории относительности, время – такая же важная координата, как привычные нам широта и долгота.
Время меняет наш мир. Не метафорически. Буквально.
Змей не разбирался в физике, но знал: кое в чем старый хрыч не ошибся. Время каким-то образом формировало между людьми взаимоотношения, которых не было и быть не могло. Вот их нет, но стоит сдвинуться вперед по временнóй шкале – и вот они есть.
Теория взаимоотносительности, - так он это называл.
Теория взаимоотношений, взявшихся из ниоткуда с течением времени.
К черту Эйнштейна.
Отец не знает о том, что у него есть сын, потому что когда-то он купил шоколадку, а гондоны – нет. Сын рос, и их будущий конфликт рос тоже. Если бы отец вовремя узнал о существовании отпрыска, то мог бы стать неплохим папашкой. Но он не узнал, и пацан рос, будучи свято уверен в его мудачестве. Когда они встретятся – совершенно чуждые, незнакомые люди, - окажется, что время уже сформировало между ними отношения. Пацан ненавидит отца.
Вот, что такое теория взаимоотносительности.
Женщина только что познакомилась с мужчиной, но уже хочет за него замуж. Ей тридцать пять – время шло, и ее ощущение ненужности набирало обороты. Может, ей этот мужик не подходит – не мил, не люб, не слишком умен и совсем небогат… но время внесло свои коррективы. Женщина так торопится, что согласна и так. Она в возбуждении, она почти влюблена! И в этом нет заслуги её избранника, но есть заслуга временнóй шкалы.
Вот, что такое теория взаимоотносительности.
Змей и Светлый даже не знакомы. Но время идет - тик-так, - и кирпич за кирпичиком, стежок за стежком формирует из ниоткуда их отношения. Они ни разу не пожали руки и не обмолвились ни словом. Но они уже связаны.
Вот так. Через экраны. Через прослушку. Через умную пыль на чужой одежде. Змей не дрочит по ночам, судорожно зажав член в кулаке, не фетиширует, не восхищается. Он не любит Светлого, черт подери. Но уже находится с ним в отношениях.
Вот, что такое теория взаимоотносительности.
- Парень, ты где?
- Прости, Кэл, я задерживаюсь.
- Это как-то связано с тем, что у Светлого сегодня шоппинг, и он застрял в отделе рубашек?
- Откуда ты…
Змей цыкнул и поиграл желваками. Он знал, как сейчас выглядит со стороны – тревожный, в идеально отглаженном черном костюме, с отнюдь не идеальной щетиной на щеках и подбородке. Желваки вздуваются под скулами, формируя обманчивые ямки в уголках рта, и из-за этого кажется, что Змей улыбается. Хотя ему не до улыбок.
Спрашивать хакера «откуда ты узнал?» - значит, обвинить его в некомпетентности, так что вопрос был задушен в зародыше.
- Увидимся завтра, Кэл.
- Это дурно пахнет, парень. Это очень, очень дурно пахнет…
Змей поморщился, скомкал обертку от фастфуда и выбросил её в мусорку. Пицца ему недавно разонравилась – она кислила и больше не казалась ему вкусной. Теперь Змей любил хот-доги.
- Я с ним не контактирую.
- Ты за ним подсматриваешь.
- Я за ним наблюдаю.
- Немногим лучше.
Кэлам был прав.
Кэлам всегда был прав. Честно говоря, Змею давно уже стоило вбить это себе в голову и научиться его слушаться. Но нет.
- Я отменю ужин с Джозетт и заеду за тобой. Съедим по пицце и…
- К херам пиццу.
- … съедим что-нибудь, за что ты не откусишь мне лицо, как обезумевший демон из японских мультиков, и обсудим твою одержимость работой.
Светлый закончил с покупками и принялся звонить водителю. Змей развернулся и спокойным шагом, с предельно нейтральным лицом пошел в противоположную от него сторону. Сменил этаж. Пересек воздушный переход, направляясь в противоположное крыло здания. Пересекаться со Светлым до того, как заказчик даст добро на исполнение работы, ему точно не следовало.
- Признайся, он тебе нравится.
- Не больше, чем любой политик.
- Он говорит правильные вещи…
Ресторан. Крохотная кондитерская с парящими стендами. Грандиозный 6D-кинотеатр. Дальше, дальше, дальше!
- Они вошли в коалицию с технократами. Почти все либеральные партии их поддерживают. Если так пойдет и дальше…
- Если так пойдет и дальше, коалиция справится без Светлого.
Магазин электроники. Сексшоп. Магазин бытовой кибернетики, три робота-уборщика по цене двух. Аптека.
Наверное, первым сработал нюх. От мальчика-омеги, подпирающего спиной стену возле туалета, в равных пропорциях несло спелой черешней, смертельным ужасом и кровью. У мальчишки были дешево окрашенные черные патлы и смертельно бледное лицо. Его джинсы потемнели в промежности и влажно, отвратительно липли к коже. У левого кроссовка натекла крошечная лужица крови, поверх которой – пытаясь скрыть её, словно улику, - парень бросил свой рюкзак.
- Змейс, если ты откажешься от работы…
- Не сейчас.
Змей сбросил звонок и положил руку на тощее мальчишкино плечо, испугав его чуть не до обморока. Плечо дернулось, зрачки расширились, а радужки осталось толщиной с нитку.
Переборов испуг, пацан отвел взгляд и уставился в пол.
- Там людей много, - сказал он, качнув головой в сторону туалета, словно оправдываясь перед Змеем. – Стыдно…
- Я вызову «скорую», - сказал Змей, одним движением пальца запрашивая диспетчера.
- Все хорошо, - дрожащим голосом сказал мальчик-омега. – Все хорошо, правда, не волнуйтесь…
Крови под рюкзаком стало больше.
- Ты что-то принял?
- Я не…
Точное попадание. Надо сменить формулировку.
- Что ты принял? Сколько?
Пацан задрожал, с мучительным стыдом в глазах стиснул колени, пытаясь скрыть текущую по ногам кровь.
- Мне подруга рассказала, - тихо и быстро сказал он. – Если сначала выпить Эквинол, т-три таблетки, а потом шесть таблеток Тетраматола…
Забавно.
Подруга рассказала мальчишке действенный рецепт, причем действенный не для девчонок-бет, а именно для омег. Змей сам когда-то им пользовался, лет в семнадцать или восемнадцать.
Чтобы скинуть нагулянное.
- … омега, лет двадцать – двадцать пять. Внутреннее кровотечение, кровотечение из ануса, похоже на попытку самоубийства, - Змей его не дослушал. Так и говорил, прижав плечом телефон, глядя мальчишке в глаза, но обращаясь к диспетчеру. – Эквинол с Тетраматолом. Кровопотеря… черт, да не знаю я. Сильная, наверно…
Губы у мальчишки из сахарно-бледных становились синими.
И ведь не скажешь диспетчеру, что у него аборт в ходу! Если и впрямь аборт, то мальчишку сперва починят, а потом затаскают по судам. А вдруг нет? Будь это аборт, то он бы дошагал до дома, а там избавился от всего лишнего, сходив на толчок. Пара ложек крови, легкая тошнота… словом, ничего смертельного.
Такое кровотечение из-за шести таблеток Тетраматола не открылось бы. Из-за двадцати шести – может быть, но не из-за шести точно.
- Ты точно ничего больше не принимал?
- Н-нет…
- Тогда это не беременность.
- Н-но п-признаки…
- Как тебя зовут?
- Ф-флип…
- Придумай причину, по которой ты хотел покончить с собой, Флип, - сказал Змей, поддерживая его под локти. - Если беременность была – значит, огребешь. Если не было – проканаешь за суицидника. Разбирательств не будет…
* * *
Когда Флипа увезли, после него остались только пара встревоженных продавщиц, с десяток заинтересованных бет, оторванных от шопинга приездом «скорой», размазанная лужа крови и рюкзак.
Рюкзак Змей забрал. Пока ехал домой, забив на свою тачку и поймав такси, распотрошил его и осмотрел вещи. Какие-то блокноты, пропуск на мелкий областной телеканал, пара гондонов (подходят для бет, но не для альф, и уж тем более не в течку), ручка с заклинившим стержнем, зарядка мобильного... Пригоршня лекарств. Какое-то успокоительное в ингаляторе, капсулы от укачивания (все-таки его тошнило), пластинка Эквинола без трех таблеток и пластинка Тетраматола без шести.
Флип не врал.
* * *
«Мальчик в порядке», - так ему сказали.
Разбудили звонком, откопав номер, который Змей оставил диспетчеру, и сказали: «Мальчик в порядке. Хотите его навестить?»
День у Змея перепутался с ночью. Мучительно хотелось есть, и он выгреб из холодильника почти всё, что там было, сожрал не глядя, отплевывая обертки и испорченные куски, подхватил чужой рюкзак и вызвал такси.
Подумал, что надо бы купить нормальной еды…
Что он давно не проверял, как там Светлый.
Что в квартире нужно проветрить и пригнать пару уборщиц.
Потом забыл.
В больнице было стерильно, и почему-то эта стерильность вдохнула в Змея немного спокойствия. Он провел ладонью по лицу, словно пытаясь разгладить тревожные складки, а потом улыбнулся и зашел в палату. Очки пришлось снять. Во-первых – чтобы не выглядеть агентом спецслужб из старых боевиков. Во-вторых – чтобы не выглядеть придурком. В-третьих… ну, в очках при больничном освещении было довольно темно.
- Живой, - хмыкнул он. – Медсестра сказала, что самоубиться не вышло.
Заляпанный кровью рюкзак Змей бросил в одно кресло, а сам опустился в другое. Мальчишка, по-прежнему смертельно-бледный, но все-таки приятно радующий глаз наличием дыхания, медленно разгладил одеяло на тощих коленках.
- Это было не… - он помолчал. Словно боялся говорить про свою беременность в больнице, где его мог услышать кто угодно.
Змей подумал так же, и заранее активировал «заглушку» в часах. Если в палате и были жучки, то они на время отключились. Но, во-первых, пацан не знал о «заглушке». Во-вторых, вряд ли эти жучки вообще существовали. Разве что в их с мальчишкой воспаленном воображении.
- Вы были правы, - сказал Флип, и сжал губы в тонкую линию.
- Это называется «ложная беременность», - сказал Змей, забросив ступню одной ноги на колено другой. Он вдруг расслабился. Впервые за последние несколько дней он по-настоящему расслабился – словно спасенный им мальчишка что-то в глобальном смысле менял.
Флип взглянул на него, онемев от ужаса.
- Я н-не…
- Конечно, ты «не», - Змей улыбнулся. – Знаешь, из-за чего возникает ложная беременность у хорьков?
Мальчишка молчал. Вряд ли он когда-нибудь углублялся в хориную физиологию.
- Иногда, если вязка не заканчивается оплодотворением или не происходит вообще, организм самки начинает беситься и воображать себя беременным, - сказал Змей. – Признаки такие же – ломота, токсикоз, высокая утомляемость… даже живот растет.
Мальчишка молчал. Складки в уголках его рта были горькими, словно ему было не двадцать с хвостиком, а многим, многим больше.
- Но все это – истерическая беременность, - тихо сказал Змей. - Которая не имеет ничего общего с настоящей.
Мальчишка смотрел на него молча, и было в его глазах что-то…
Змей не знал, как это идентифицировать.
Если бы раздавленный червь мог смотреть, он бы смотрел именно так.
- Мы все такие, - с внезапной злостью в голосе сказал Змей. – Как хорьки. Но, к счастью, ты «не». Конечно, ты «не». Я поговорю с врачом. К тебе не будет вопросов.
Деньги творят чудеса. Финансов Змея хватило бы, чтобы купить всю больницу, а не только обеспечить Флипу лояльность пары-тройки врачей. Обследования не будет, и никто не узнает, что прошлую течку мальчик провел не в одиночестве.
- М-мы… - Флип глянул на него с оттенком недоверия в глазах. – Что значит – «мы все»?
Змей молча оттянул воротник, демонстрируя ему татуировку.
Флип дрогнул уголками губ. Пародия на улыбку.
- Вы так ловко… - он задумчиво повел ладонью. – Откуда вы знали, что меня могут принять…
Да-да. Ни слова о беременности.
- … откуда вы знали, что я – самоубийца?
Змей устало опустил голову на кресло. Он ощущал себя так, словно его месяц держали насаженным на шампур, а тут вдруг извлекли из тела железку и отпустили погулять.
- Эквинол – бабские таблетки. Улучшают приток крови к тазу, стимулируют там всё… - устало сказал он. - Тетраматол расширяет сосуды и снижает вязкость крови. Если ты омега, смешай одно с другим в небольших дозах при беременности – и спровоцируешь выкидыш. Смешай одно с другим, когда беременностью и не пахнет – получишь кровотечение из маточной полости. Превысь дозу…
Змей повел рукой, неосознанно копируя жест мальчишки.
- … и кровь начнет сочиться во внутренности. Сдохнешь не очень болезненно и довольно быстро.
- Ясно, - сказал Флип. Лицо у него было усталое. – Вам, наверное, пора домой… Вы и так из-за меня…
- Да, - сказал Змей. С видимым усилием поднялся из кресла и одернул пиджак. Сердце билось тяжело и полнокровно, словно его что-то сдавливало. – Мне пора.
Они не прощались.
Змей потом вспоминал этот момент: крутил его так и эдак, рассматривал, как стеклышко под лупой. Он просто ушел, а мальчик его не окликнул. Так и не сказали друг другу ни слова.
* * *
Первое, что сделал Змей – купил много еды. Не той, которую можно сунуть в микроволновку и разогреть, а парного мяса, овощей и йогуртов.
Второе, что сделал Змей – позвонил старушке Сесилье. Сама она уже давно не убиралась, но девочки у нее были как на подбор: спорые, немногословные и богобоязненные. Технику не трогали, к бумагам и личным вещам не прикасались… а если бы прикоснулись, то любой из мафиозных клиентов старушки Сесильи давно бы с ними разобрался.
Девочки хорошо понимали, чьи дома они убирают и чьи секреты берегут.
Третье, что сделал Змей – включил все экраны в мониторной. Светлый нашелся у себя гостиной, причем не один.
- … и если мы успеем подписать контракт к октябрю, то прижмем Горски и его парней.
- Монро, пожалуйста…
- М-м-м?
- Заткнись.
Монро, без сомнения, был омегой.
И они, без сомнения, трахались.
Змей вдруг подумал, что именно так представлял себе Светлого и его секс: работа преследовала этого парня везде, даже в постели. Ну, или как сейчас – на краю обеденного стола, где уже отыграли первый раунд и готовились ко второму.
- Заткнусь, если ты меня трахнешь, а не будешь думать о том, как заманить Горски в свою фракцию.
- Я не думаю…
- Ты думаешь.
Он думал.
Это укололо Змея россыпью иголочек: кем бы ни являлся этот Монро, он был не дурак. Черноволосый и смуглый, с узким лицом и гибким, удивительно плавным телом, сейчас он был в распахнутой белоснежной рубашке и приспущенных штанах. Должно быть, когда рубашка застегнута, а штаны надеты, как положено, Монро является образцом идеального бизнесмена.
Бизнесмена-омеги. На обнаженной шее, у самого её основаниях виднелась выпотрошенная буква «О». Словно метка прокаженного.
- Хочешь, отменю завтрашние встречи, и будем ебаться сутки напролет?
- Хочу остров на Галапагосах. Его ты мне тоже купишь?
Монро был деловым в работе и легкомысленным – в сексе. Идеальный любовник. С таким бы Змей и сам был не прочь перепихнуться.
Ощутив насмешку, Светлый тихо засмеялся и погладил пальцами чужие соски – прямо сквозь ткань, лаская и тиская, больно сжимая, терзая, а затем резко сбавляя напор. Смуглый красавчик Монро всхлипнул и бессвязно выругался, почти обмирая от этой грубоватой ласки. Змей хорошо его понимал. Откинулся затылком на подголовник и смотрел, смотрел… Не мог оторваться.
- Трахни меня.
Светлый хмыкнул и провел ладонями по чужой груди и животу, стиснул пальцами стояк красавчика, грубо и медленно его лаская, после чего наклонился, скомкивая штаны и опуская их до самых щиколоток. Дернул Монро за плечи, усаживая голой задницей на стол, и присел, освобождая его ноги от обуви и одежды. Взглянул снизу вверх, улыбаясь.
- Никакой работы?
- К черту работу…
Монро небрежно стряхнул туфлю и развел колени – весь растрепанный, без штанов, в одной лишь смятой и мокрой от пота рубашке, похожий то ли на пользованную шлюху, то ли на чудом спасшуюся жертву изнасилования. Он ухватил Светлого за плечо, заставляя подняться, притягивая к себе и жадно, долго, настойчиво целуя в губы. Светлый стащил его на краешек стола – так, что полированное дерево наверняка впилось над копчиком, - придержал собственный член ладонью и уверенно, одним толчком насадил развратную тварь на себя, вбиваясь в неё каждым сантиметром своих неоспоримых достоинств.
Змей думал, что кончит в ту же секунду, когда чертов Монро сядет на хуй. Светлый двигался грубыми размашистыми толчками, и камеры транслировали это потрясающе подробно – с разных ракурсов, хоть сейчас бери и нарезай порно-сет. Змей в подробностях знал его тело – каждую его мышцу, тщательно выточенную в спортзале; каждый след от неудачных покушений, до гладкости отполированный пластическими хирургами; каждое движение его бровей, ресниц и красивого, великолепного рта.
Но Змей впервые видел, как он трахается.
Монро всхлипнул, прогибаясь в спине и насаживаясь сам, крепко ухватившись за чужие плечи для устойчивости, кусая покрасневшие губы и слишком наслаждаясь каждым разом, когда мощный, большой, горячий член входил в него до упора. Этот великолепный член, крупный и мягко ложащийся между бедер, Змей тоже видел не раз и не два. Видел даже, какой он в стояке… Но не видел в работе.
Монро обхватил любовника ногами и запустил пальцы в его волосы, с силой дернул, пьяно и безумно улыбаясь в губы Светлого. Змей понимал: этот парень не безумен и вовсе не пьян. Просто ему так хорошо… так ужасно, умопомрачительно хорошо, что он поплыл. Светлый сжимал его в объятиях, удерживая под спину, толкаясь бедрами снова и снова – словно в точности знал, что нужно делать, чтобы Монро стонал и вскрикивал, сжимал ногами, сбито и жарко дышал, словно загнанный зверь, пока его берут на чертовом обеденном столе.
Змей запрокинул голову и с внезапным, ничем не прикрытым удовольствием простонал, ногтями до боли впившись в мякоть ладоней. Это было… как лучшее в мире порно. Просто картинка на экранах – но ты уже там, ты уже с ними, и представляешь себя рядом со Светлым, под Светлым, на Светлом... Ты отдаешься ему с жаром, с искренним желанием, в эту секунду готовый весь остаток жизни провести только в его постели. Змей распахнул глаза – черные-черные омуты, не разберешь, где там зрачок, а где радужка, - и хрипло выругался, содрогаясь и зажимая ладонь между бедер.
Монро кричал с экранов, словно чувствуя себя кипящим, горящим заживо, содрогаясь от пульсации в висках, в члене, в сжимающейся заднице. Змей в точности знал, что он чувствует. Знал так хорошо, словно был вместе с ними. Словно тоже горел.
- Блядь, - сказал он.
Отключил экраны, подхватил брошенное на диване пальто и с грохотом захлопнул за собой дверь квартиры.
ГЛАВА 5
«… следующие преступления:
1. Вязка, то есть половое сношение альфы с омегой в период течки, совершенная с полного согласия обеих сторон, наказывается лишением свободы на срок от двух до пяти лет. Наказание применяется ко всем лицам, участвовавшим в вязке.
2. Вязка, совершенная повторно или лицом, ранее совершившим какое-либо из преступлений, предусмотренных статьями 120-125 настоящего Кодекса, наказывается лишением свободы на срок от пяти до семи лет.
3. Вязка, совершенная против воли омеги, классифицируется как изнасилование с отягчающими обстоятельствами и наказывается лишением свободы на срок от пяти до семи лет. Наказание применяется ко всем лицам, участвовавшим в вязке, кроме омеги, если он дал показания, прошел медицинскую экспертизу, и факт изнасилования был подтвержден.
4. Содействие вязке (в том числе – оказание медицинской помощи, предоставление помещения для вязки etc.), оказанное по доброй воле, наказывается лишением свободы на срок от одного до трех лет.
Объектом данного преступления и других преступлений, входящих в этот раздел, являются общественные отношения по охране генетической чистоты населения.
Объективная сторона преступления характеризуется совершением полового сношения между альфой и омегой в период течки. Термины «половое сношение» и «течка» являются не юридическими, но медицинскими, и должны пониматься так, как эти понятия трактуются медициной и сексологией.
Вязка признается оконченным преступлением с момента её начала. Окончание полового сношения или течки в физиологическом понимании не требуется для признания преступления совершенным.
Альф и омег с усиленной половой конституцией имеют право помещать в контролируемые стационарные условия на срок, определяемый в ходе обследования, с целью минимизировать риск вязки.
Под изнасилованием в процессе вязки понимается насильственное…»
Выдержки из ст. 122 УК («Вязка и сопутствующие преступления против генетической чистоты населения»)
* * *
Дверной звонок верещал так долго, а альфа рядом со Змеем был так пьян, что ему самому пришлось выползать из постели.
Постель была чужой. Квартира – тоже. Бежевые обои, бежевое постельное белье… такое ощущение, будто ты утонул в вазочке крем-брюле.
- Блядство, - простонал Змей, и зашарил руками, отыскивая свои вещи и хватая самую нужную из них – солнцезащитные очки.
Монитор на стене был включен и вяло бормотал – что-то о том, что ученые наконец-то перерабатывают углекислый газ в топливо, задействуя механизмы, схожие с фотосинтезом. Кажется, такую штуку патентовали сотню лет тому назад, но так и не довели до ума.
Человечество уперлось лбом в стену. Вплотную приблизилось к технологической сингулярности, но вместо этого прыжка – последнего, отчаянного, - просто топталось на месте. Бессмертие! Нанотехнологии! Колонизация Марса! Все это предсказывали еще сто лет назад – и ничто из этого не реализовали. Человечество оказалось слишком ленивым, чтобы себя развивать. Оно прокрастинировало, находя себе надуманные проблемы и всеми силами пытаясь их решать.
Проблема сексизма.
Проблема гомосексуализма.
Проблема альф и омег…
Кто бы ни был за дверью, он нажал на кнопку звонка и больше её не отпускал. Прокляв всё на свете, и особенно – производителей дверных звонков, Змей кое-как разобрался с незнакомым замком и распахнул дверь. А затем тряхнул рукой, привычно распахивая дужки очков и водружая их на переносицу. Мир после такого количества бухла всегда казался ему слишком ярким.
- Охерел? – спросил Кэлам, опершись ладонью на дверной косяк.
Змей подумал и закрыл дверь.
- Я не уйду, - сказал Кэлам. Голос его звучал приглушенно, словно сквозь слой воды.
Змея знобило. Пошатавшись по квартире, он натянул трусы и набросил рубашку, а затем вернулся к двери и открыл её снова.
- Начнем с того, на чем остановились, - сказал Кэлам. – Охерел?
- У меня выходной, - бросил Змей, подрагивающими руками застегивая рубашку. – Мы с этим парнем давно планировали…
- Ты его подцепил в «Фелиции» сегодня ночью.
- Я его подцепил, потому что он суперклассный.
- Если назовешь его имя, я развернусь и уйду.
Змей вздохнул, признавая чужую правоту. Он не помнил даже цвет волос своего ебаря, не говоря уже о его имени. Обернулся, с любопытством заглядывая в комнату и пытаясь рассмотреть среди одеял чужую макушку. Макушка была светловолосой и кудрявой.
- Надевай штаны, забери бумажник и поехали, - сказал Кэлам. – Надо тебя протрезвить…
В его машине царила блаженная полутьма. Одно плохо – озноб не проходил, хотелось жрать, а задница ныла, словно её насухую отпользовали раз десять.
А может, так оно и было.
- Пришел в себя?..
Электролиты, полчаса езды в тишине и стакан кофе были способны на чудо. Змей сделал глоток и кивнул.
- Поговорим о Болгове.
- Блядь, Кэл! – Змей застонал, откидываясь башкой на подголовник. Тачка у Кэлама была предельно эргономичной: как ты не откинься, как не изогнись, тебе всё равно будет удобно. – Я не настолько пришел в себя.
- Ты ведешь себя, как маньяк, - сказал Кэлам, сворачивая с окружной. Руль он держал одной рукой, а второй пытался поджечь зажатую в губах сигарету. Наконец-то справился, отложил зажигалку и выдохнул в распахнутое окно ароматный, белый как облако дым. – Такими темпами ты убьешься раньше, чем убьешь Светлого.
От дыма подташнивало, но Змей всё равно протянул руку, требуя себе сигарету.
- Все в порядке.
- Я вижу.
- Кэл…
- Откажись от работы. Всем так будет лучше.
Змей добыл себе сигарету, прикурил её и отбросил зажигалку. Металлический прямоугольник скользнул по торпедо, упал и затерялся где-то в ногах.
- Кэл, пожалуйста, не надо об…
- Как зовут моего сына?
«Как зовут».
Не «как звали».
- Кэл, я не понимаю…
- Как зовут моего сына?
- Шилз.
Кэлам молчал. Змей молчал тоже, хватая губами ароматный дым и закрыв глаза. Маленький Шилли умер за три года до того, как они с Кэлом познакомились.
- Поезд сошел с рельсов, - медленно проговорил Кэлам. - Ну, помнишь, те классные сверхскоростные поезда, проект какого-то миллиардера…
Учитывая уровень износа почти столетнего оборудования, его давно уже надо было не чинить по кускам, а менять полностью. Странно, что катастрофа не случилась раньше.
- Его нянька умерла сразу. Шилзу размозжило селезенку и печень, перевернуло все внутренности вверх дном.
Змей молчал. И курил, сотрясаемый ознобом снаружи, и наполненный горячим дымом внутри.
- … несколько сотен пострадавших. Многие – в критическом состоянии. Даже синтетические органы поставляются не в тех количествах, чтобы р-р-раз – и обеспечить донорскими комплектами такое количество народу.
Змей молчал. Он так и не снял очки – сидел в них, курил и смотрел, смотрел, не отрываясь, как грифельно-серая дорога утекает под колеса.
- Альф и омег просто не поставили в списки претендентов на донорство, - сказал Кэлам. – Оказывается, в законодательстве есть такой пункт. Больницы имеют право ставить нас в конец очереди, а если загрузка большая, то могут отказывать в донорстве вообще. Без каких-либо медицинских показаний. Без решения комиссии.
Змей молчал. Сигарета дотлела до пальцев, и теперь он смотрел на неё, повернув руку в профиль, и прислушивался к тому, как огонек жжет пальцы. Кожа была сухой и болела так сильно, будто он не сигарету держал, а сунул руку в костер.
Кэлам, наверное, одернул бы его… Попросил бы не валять дурака. Но Кэлам на него не смотрел.
- Вот, почему для меня важно, чтобы Светлый жил, - сказал он. - Я хочу, чтобы в этом законодательстве что-то изменилось. Иначе…
У Змея заверещал телефон. Конец блаженной тишине. Конец тяжелым разговорам. Конец всему. Похлопав руками по пиджаку, Змей выловил мобильник и мазнул по нему пальцем, принимая звонок.
- … как его контактному лицу, - похоже, девочка-диспетчер начала говорить, не дожидаясь соединения. – Медсестры проверяли вещи мальчика при поступлении на стационар, но позже ему принесли рюкзак с таблетками…
Змей закрыл глаза, и ни единый мускул на его лице не дрогнул. Он был спокоен. Он был расслаблен…
- … выпил всю упаковку Тетраматола и…
- Ясно, - сказал Змей. – Круто.
И сбросил звонок.
Кэлам впервые за долгое время повернул голову и глянул в упор. Он обладал каким-то сверхъестественным чутьем на Змея и подвижки в его душевном состоянии.
- Что случилось?
Змей помедлил, а затем с трудом разлепил губы:
- Похоже, я убил мальчика.
* * *
Честно говоря, он убил кучу мальчиков, и некоторых из них – довольно мерзким способом. Однажды его заказчик шантажировал финансового воротилу жизнью сына-старшеклассника. Мальчик, к тому моменту уже накачанный снотворным, был аккуратно размещен под сдвигающимися школьными трибунами. Заложен в механизм, словно яблоко – в зев соковыжималки. Осталось только воткнуть вилку в розетку.
Финансового воротилу честно предупредили, что если до окончания тренировочного матча он не пойдет на уступки, то мальчика ему доставят в слегка помятом состоянии.
Воротила не повелся на шантаж. И зря.
Но одно дело – раздавить ребенка в кровавую кашу и нанести травму половине школы, если тебе за это заплатили. Другое дело – спасать, спасать…
И не спасти.
Потому что ты сам принес ребенку чертов рюкзак с таблетками. Потому что сам рассказал, как их можно использовать.
Потому что ребенок – с узким упрямым лицом и крашеными волосами, - просто не хотел жить. Не здесь. Не в этом веке.
Сначала Кэлам позвонил ему пару раз, а потом перестал. Змей сбежал от него прямо на светофоре – просто открыл дверь и выпрыгнул на гладкий, серебристый асфальт. Ему было, куда податься. Например, к закрытому в это время суток автосервису, где вторые сутки разбирались с одной из тачек Светлого. Чтобы проникнуть на территорию, Змею даже не пришлось никого подкупать. Охрана была столь скудной, а сигнализация – столь убогой, что Змей успел поразиться: Светлый что, и впрямь бессмертный? Да его тачка тут как на ладони, порть – не хочу! Можно подрезать тормоза. Или закрепить взрывчатку на бензобаке… Или сделать, как однажды сделал Змей, неравнодушный к медленным радиационным казням. Весь такой вежливый, в слегка засаленной спецовке, подменил автомеханика и поставил в спортивную тачку жертвы несколько новых деталей. Каждая из них излучала, как включенный рентгеновский аппарат.
Диагноз – ОЛБ, острая лучевая болезнь. Быстрая и зубастая, как тысяча демонов.
Змей осмотрел внутренности чужой тачки и не заметил в них ничего подозрительного. Похоже, Светлого и впрямь не торопились убивать.
Тачка пахла смазочным маслом, горячим деревом, бензином и водкой, и Змей немного посидел на водительском сидении, опираясь локтями на руль. Руки в белоснежных латексных перчатках уже не дрожали, и Змей медленно, мышца за мышцей, расслаблялся и впадал в блаженный транс.
Когда мобильник, переведенный на беззвучный режим, снова завибрировал, он чуть не сбросил звонок. Но это был не Кэлам, и даже не служащие опротивевшей ему больницы. Это был звонок на один из его арендных номеров – тот, который Змей давал клиентам и посредникам.
- Сегодня, - сказал ему незнакомый голос. – Предпочтителен близкий контакт.
* * *
Если ты киллер, и тебе нужно в течение суток убить человека, строго придерживайся простой инструкции.
Шаг первый: изучи расписание жертвы. Сегодня у Светлого было утреннее заседание в гуманитарной спецкомиссии, деловая встреча с шишкой из технократов и вечерняя партия в покер.
Шаг второй: выбери, в какой из этих локаций вы можете пересечься. Заседания спецкомиссий и закрытые переговоры плохо подходили для убийства, и Змей решил действовать наверняка – сойтись со Светлым за покерным столом.
Шаг третий: обдумай, как ты проникнешь на территорию локации. Змею повезло: маленький закрытый клуб, вход строго по приглашениям участников… Гораздо легче для проникновения, чем звучит на словах.
Шаг четвертый: устрани того, чье место на сегодняшнем вечере тебе предстоит занять. Змей выбрал Ясухико Рейку, злобного хитромудрого старикана из комитета по правовым вопросам. Днем на его этаже случилась утечка газа, и пришлось эвакуировать почтенных жильцов вместе с их почтенными питомцами. Сам Ясухико, трясущийся о своем здоровье даже более чем полагается семидесятилетнему старцу, вместо покерного клуба отправился в больницу: проверять, как на его организм повлиял газ. Газ, разумеется, никак не повлиял, потому что никакой утечки не было. Для её имитации Змей распылил по этажу остро пахнущий алкилмеркаптан – ту самую примесь, которая придавала потребительскому газу его зловещий аромат.
Шаг пятый: позаботься о том, чтобы надежный хакер внес твои данные в базу покерного клуба и обеспечил тебе место за нужным столом.
Шаг шестой: убедись, что твой хакер тебя не ненавидит.
- Кэл…
- Дай угадаю, - голос у Кэлама был спокойный. Слишком спокойный для того, кто терпел истеричку-Змея уже не первые сутки. – Ханзи Катандзаро хочет сыграть в покер?
Разумеется, Кэлам знал расписание Светлого.
Вот только не знал, что теперь это – не слежка, а исполнение задания.
- Пора, - сказал Змей.
И замолчал.
Кэлам понял его с одного слова. Помедлив, Змей сказал:
- Если ты не хочешь этого делать…
Он не мог видеть Кэлама, но был совершенно уверен, что тот качнул головой. А потом сказал:
- Я же твой напарник, Змейс.
И еще:
- Если я тебя брошу, ты наворотишь дел.
Кэлам был профессионалом. Самым профессиональным профессионалом из всех профессионалов, которых знал Змей.
- Записывай данные…
* * *
Подъезжая к загородному клубу, Змей подумал: старик Ясухико не обеднеет, если сегодня вместо него повеселится простой парень Ханзи Катандзаро. У Ханзи был маленький бизнес, обритая под миллиметр голова, темные очки и белоснежные зубы. Ханзи улыбался так, будто скалился – показывая десны, смеясь и заражая своим настроением всех вокруг. Ханзи был ярким. Смуглый до черноты, с неприметным лицом и выдающимся носом, весь утянутый в черное – строгие брюки, футболка под горло, пиджак с лаковыми заплатками на локтях, - он все равно был ярче всех в этом клубе. С подвижными руками, выразительной мимикой, насмешливо вскинутыми бровями – он шел на контакт легко и непринужденно, словно провел тут полжизни, а не впервые появился.
На шее Ханзи покачивалась витая серебряная цепь с преторианским крестом. На левой руке виднелись совершенно безвкусные золотые часы, а на правой – не менее безвкусный браслет с деревянными бусинами. И под часами, и под браслетом на коже виднелись тонкие строчки татуировок.
Словно за всем этим Ханзи Катанзаро что-то скрывал. Может, изрезанные шрамами руки. А может, следы от введения поддельных идентификационных чипов.
- … вас нет в списке приглашенных.
- Меня записали в последний момент. Должно быть, список еще не обновился. Проверьте с компьютера.
Увы, игра еще даже не началась, а Змею уже пришлось блефовать.
Организм вел себя препаршиво: его то лихорадило, то бросало в озноб, все внутренности ныли, ломило в затылке и тянуло под сердцем. Давление перед визитом в покерный клуб пришлось понижать парой таблеток. Еще одна – успокоительное. Впервые в жизни Змей отправлялся на задание, наглотавшись колес.
- Ваш взнос…
Наверное, он просто подхватил где-то грипп.
- Правила стандартные, минимальная ставка…
Кончики пальцев чесались от нетерпения. Он ждал этого целый месяц, и хотел уже получить свой приз.
- Вас проведут за стол…
Светлый был в зале – Змей почувствовал его еще из лобби. Если всех альф в твоем городе можно пересчитать по пальцам рук, ты научишься чуять их за километр и видеть спиной.
Это было что-то пьяное.
Это было что-то мускусное.
Это было что-то древесное.
Смешанное в бархатистый, умопомрачительный коктейль. Сайты не врали: запах был таким сильным, что Змей перестал чувствовать нанесенный на свои запястья сладковато-гнилостный уд.
Когда он снял очки и приблизился к игровому столу, Светлый оторвался от разглядывания сукна, поднял голову и…
Черт знает, что это было такое. Секундное замешательство – словно он испугался. Так стиснул зубы, что под скулами вздулись желваки. Распахнул глаза и глянул пронзительным, смущенным, растерянным взглядом. Змея окатило его запахом с головы до ног. Дыхание перехватило, а внутренности сжало, словно в течке. Мускус, можжевеловая водка и теплая, нагретая в камине древесина… Аромат Светлого можно было пить, как коктейль.
Его волосы были уложены ото лба к затылку, а щеки и подбородок – тщательно выбриты. У Светлого было невыносимо красивое, будто отчеканенное на монете лицо – резкая линия носа, улыбчивый рот и беспечные, словно закрашенные детским фломастером голубые глаза. А еще он одним своим существованием подтверждал самый популярный миф об альфах и омегах. Светлый был огромным. И пах… господибоже, как он пах!
Змей ощущал его присутствие всем телом – каждая клетка в нем плавилась, горела, стонала от вожделения и ужаса в один и тот же момент. Нельзя, нельзя, нельзя, - кричал он себе мысленно. Остынь, забудь, отрешись! Выключи свое обоняние, вырви из себя омегу, вырежь из своего мозга эту сумасшедшую, похотливую тварь! Это не ты, не ты!
Но тварь вожделела, мешая ему думать.
Тем временем замешательство Светлого прошло. Изумленно вздернутые брови опустились, складка между бровей разгладилась, а лицо стало расслабленным и равнодушным. Что бы он ни увидел в Змее – он уже понял, что ошибся.
Почуял киллера? Вряд ли…
Змей дрогнул уголками рта, словно хотел улыбнуться, но не смог. А потом занял свое место за покерным столом. Стоило сесть, как на него уставились с десяток прилично одетых, прилично воспитанных, прилично сдержанных людей. Ляпнуть перед ними «Эй, парень! Может, потрахаемся?» было не лучшей идеей, и Змей чудовищным усилием воли заставил себя промолчать.
Впрочем, ему уже было не до секса. Тягучая, медовая волна возбуждения накатила на него и схлынула, не оставив после себя и следа. Желание сию минуту скинуть штаны и отдаться Светлому на ближайшей поверхности (предположительно, но не обязательно горизонтальной) стало терпимым, а затем исчезло вовсе.
К черту секс. Дело было не в нем.
Змей смотрел на Светлого и понимал: вот человек, которого он всегда любил, любит и будет любить до последнего вздоха. Его истинная пара, его персональный клочок контрабандного рая. Его страх, его смерть, его приговор… что там еще говорят в таких случаях?
Ужасная, постыдная банальщина. Детская сказка для дурных омег. «Истинные» - очередное заблуждение в списке всячески обсужденных и опровергнутых мифов. А то, что происходит со Змеем – аномальная телесная реакция на… черт знает, на что. Может, все-таки грипп?
Светлый сидел через два места от него, его пиджак за тридцать тысяч был застегнут на одну пуговицу, в руке красовался низкий стакан с бурбоном – наверняка дорогим, господи, да тут каждый первый богат до неприличия! Даже зарабатывая от пятиста тысяч до нескольких миллионов за труп, Змей чувствовал себя в окружении местного бомонда, как нелегальный эмигрант.
- Ханзи Катандзаро, - представился он, усмиряя страшное, звериное вожделение, скручивающее ему внутренности. – Признаюсь – мне жаль, что почтенный Ясухико не смог сегодня составить вам компанию…
Завсегдатаи клуба скорбно склонили головы, словно старика зарыли на шесть футов под землю, а не отвезли в больницу. Скандалиста Ясухико тут никто не любил.
Светлый скорбеть не стал – просто сидел и молча смотрел на Змея. Кажется, даже ни разу не моргнул. В конце концов, альфы чувствуют запах омег так же остро, как и омеги – запах альф.
- Но я рад, - еще медленнее сказал Змей. И спокойным, привычным движением провел пальцами по лацканам пиджака, словно приходя в себя. – Я рад, что это досадное стечение обстоятельств привело меня за ваш стол.
* * *
Первые несколько рук Змей слил, как полный кретин.
Ровно столько ему потребовалось, чтобы просадить двести штук, угомонить колотящееся сердце и начать думать не о том, как одуряюще пахнет Светлый, а об игре.
- … поднимаю на тридцать.
- Поддерживаю.
- Фолд. Отвратительная рука…
- А у меня всё неплохо. Ханзи?
Светлый смотрел на него и улыбался. Хренов красавчик. Не думать, не думать, не думать.
- Мы уже на «ты»? – спросил Змей, подбрасывая фишки в банк. На руках у него было две дамы, и все бы ничего, если бы на сукно не вышли разномастные четверка, восьмерка и пятерка.
Светлый, который на префлопе выглядел несколько озадаченным (признак мизерной карты – этот парень был слишком честен и порывист, чтобы блефовать), теперь заметно приободрился. Значит, карта и впрямь была мизерной, но гармонировала с картами флопа. Претендует на стрит, урвав себе шестерку и семерку? Или на что-то попроще, вроде двух пар?
Змей заглянул в яркие, изумительно голубые глаза Светлого, и… ничего не увидел. Может, блефовать тот и не умел, но быть непроницаемой стеной – запросто. Иначе на политической карьере пришлось бы ставить крест.
- Ого, вот так расклад!
- Повышаю на шестьдесят…
- Беспредел.
- Сбрасываю.
На сукно вышла бубновая шестерка. Змей поиграл желваками, глядя Светлому прямо в лицо, и аккуратно отсчитал шесть фишек. Если у Светлого есть семерка, то он в шоколаде, и никакие две дамы ему не…
- Повышаю еще на сорок!
- Фолд.
- Фолд. Да ты вымогатель!
… не страшны.
- Ханзи, поддержишь?
Змей бросил на него долгий, липкий до омерзения взгляд, почти забыв о мучительном «хочу-хочу-хочу-потрахаться», которое грызло его изнутри. Теперь его грызло кое-что поинтереснее.
- Я…
У Светлого и впрямь есть семерка? Очевидный ответ – да. Иначе он бы не вымогал так откровенно деньги, задирая ставки все выше и выше.
Но что, если задать этот вопрос еще раз?
У Светлого и впрямь есть семерка? Неочевидный ответ – нет. Он задирает ставки, чтобы все остальные скинули карты и отдали ему банк.
- … поддерживаю.
В конце концов, - успокоил себя Змей, - если он сейчас продует сто восемьдесят тысяч на одной раздаче, то сможет в качестве расплаты задушить Светлого в туалете.
- И-и-и-и в ривере мы получаем!..
На сукно вышла трефовая семерка.
Дорогостоящее старичье, давно уже сбросившее карты в фолд, возбужденно загудело, хлопая либо в ладоши, либо друг друга по плечам. Змей засмеялся, а Светлый – несчастный Светлый! – дернул уголком рта.
Он не блефовал, - подумал вдруг Змей. Он и впрямь собрал стрит… и выиграл бы, если бы стрит на столе не собрался без его участия, разделив банк пополам.
- Расстроен, красавчик? – спросил Змей.
Светлый медленно выложил на сукно свои карты, одну за другой: пиковые шестерку и семерку. Чертов везунчик – отхватил стрит сразу на флопе и чувствовал себя, как король! А зря.
- Да ты смельчак! - оценил Змей, кивнув на карты. – Сунуться в банк с такой мелочью…
А затем – выложил на стол своих дам.
- Да ты смельчак, - в тон ему откликнулся Светлый. – Коллировать мои ре-рейзы, имея на руках всего одну пару…
- Вот такой я сорвиголова, - признался Змей, подгребая к себе половину фишек. – Мы отличная пара.
Старичье разбредалось на перерыв, а Светлый, медленно перебирая в пальцах три фишки, подал Змею свободную руку.
- Нас не представили…
И еще:
- Светлан Болгов. Можно «Светлый».
Наверное, Змей ждал этого слишком долго. А если чего-то слишком долго ждешь, нервы начинают ныть от напряжения, чувствительность притупляется, и когда ты, наконец, получаешь желаемое, никакого удовольствия от этого не испытываешь.
Такое бывало со Змеем не раз и не два.
Но не сейчас.
Рука у Светлого была сухая и горячая, а рукопожатие – медленным, мучительно-долгим и выматывающим, словно Змеем уже ментально овладели и занялись с ним сексом прямо на покерном столе.
- Ты всегда так бросаешься? – спросил Змей, разжав пальцы. – Навстречу опасностям, вооруженный жалкими шестеркой и семеркой?
- В моем деле, - задумчиво ответил Светлый, - на руках не бывает ничего, кроме шестерок и семерок.
Да-да… Грудью на амбразуру. Лбом об стену. В громадный банк – с двумя мизерными картами. Это исчерпывающе описывало его политический курс.
- Теперь понятно, почему тебя столько раз пытались грохнуть, - хмыкнул Змей, соприкоснувшись со Светлым стаканами. Что ж, тут и впрямь подавали отменный бурбон. – Люди, которые лезут на рожон с мелкой картой, частенько вызывают желание их убить.
Светлый приподнял брови и сделал глоток.
- Я тебя узнал, - Змей кивнул, подтверждая его молчаливую догадку. Догадка, конечно, была неверной. Вряд ли Светлый видел в нем киллера – скорее, праздного любителя вечерних новостей.
Светлый молчал, внимательно ощупывая взглядом его лицо. А потом сказал:
- Я тебе не нравлюсь.
И, подумав, уточнил:
- Моя политика.
В голосе его скользнуло удивление. Змей смотрел в недоумевающие, безупречно голубые глаза, и читал как на духу: почему, почему, почему, ты же омега, все альфы и омеги по умолчанию меня поддерживают, это же нормально, это естественно, я борюсь за них и их права, почему, почему, почему…
Захотелось грохнуть стаканом об стол, расплескивая выпивку по суконной поверхности, и выкрикнуть: потому! Хватит равнять всех альф и омег под одну гребенку! Какого ху…
… но это, конечно, было бы страшным ребячеством.
- Я далек от политики, - медленно проговорил Змей. – К тому же, трудно поддерживать того, кого не сегодня – завтра убьют.
Светлый усмехнулся. Небесная беспечность в его глазах граничила с ледяным спокойствием.
- Вот я к тебе привяжусь, - проворчал Змей, - и что потом? Ты сдохнешь, а мне искать нового любимчика?
- Зато это весело, - легкомысленно сказал ему Светлый. – Воспринимай это, как сериал, в котором одного из персонажей периодически пытаются убить.
В двух шагах от них завсегдатаи клуба пили, обменивались сухими старческими рукопожатиями, делились впечатлениями от разыгранных рук, бубнели, бубнели, бубнели… А Светлый, казалось, никого из них не замечал. Смотрел и смотрел, уставившись Змею в лицо. Изучал так внимательно, что того обсыпало мурашками.
А может, просто вернулся озноб?
- Прости, - сказал Змей, не отводя взгляда. – Если герой сериала в каждой серии выходит голым на минное поле и просто бегает по нему, я не могу проникнуться его действиями. Вот если бы он надел каску, снарягу, запасся искателем мин…
- Думаешь, у меня нет каски? – удивленно спросил Светлый. И было в нем что-то такое… Змей даже поморщился.
В нем было что-то потрясающе искреннее. Инфантильное. Словно он и впрямь думал, что у него есть каска, снаряга и искатель для мин.
- У тебя даже трусов нет.
- У меня есть каска, - обиделся Светлый. – Бронированное авто, неплохая охранная система…
- А телохранителей у тебя нет, потому что не хочешь портить себе рейтинг? – уточнил Змей.
- Они есть, - с достоинством возразил Светлый. – Просто я редко пользуюсь их услугами…
Змей засмеялся. Просто не выдержал и засмеялся – громко, расслабленно, положив руку на живот.
- Ни каски, ни снаряги, - сказал он, хватая воздух ртом и еще не отсмеявшись вволю. – Ни трусов. Хочешь, я за пятнадцать минут взломаю всю твою «неплохую охранную систему»?
Светлый взглянул на него с интересом. Со спокойным, искренним интересом – как у ребенка. Или человека, который ничего не боится.
И Змей впервые подумал: может, умение бросаться в бой, имея на руках только шестерку и семерку, и впрямь закаляет?
- А ты у нас кто? – спросил Светлый. – Спецагент под прикрытием?
- Спец, - признал Змей. – Но не агент.
И протянул ему визитку.
<< читать дальше >>